— Ула! — радовалась Ева. — А папа де?

Я на мгновение замерла, вспоминая, где наш папа, потом по волосам дочку погладила. Нам всем будет сложно, но свыкнемся. Ева маленькая еще, а дети быстро адаптировались в новых условиях.

— Котик, пойдем умоем…

— Папа! — заорала она и бросилась к двери. Я тоже повернулась. Рома приехал. Узнал все-таки.

Он подхватил Еву и крепко к себе прижал, но смотрел только на меня. С тревогой и легким налетом недовольства. В былые времена я бы тоже на нем повисла, в плечи пальцами впилась, уткнулась носом в шею: ища и находя поддержку. Теперь я просто смотрела. Чужой. Отныне чужой для меня. Знала ли я вообще тебя, Рома?

— Привет, Княжна, — произнес привычно и одновременно так интимно. По-нашему.

— Мама Княсьня, — повторила Ева, избавляя от надобности как-то отвечать мужу. Конечно, я не рассчитывала, что смогу сохранить в тайне болезнь Евы, но надеялась, что он узнает позже. Хотела получить небольшую передышку перед схваткой. Полностью осознать и подготовиться. Я накажу его за ложь и предательство. Ему тоже будет больно. Как мне сейчас.

Главное помнить, что Рома не мой больше.

Только как? Смотрю на него, такого родного и любимого: весь в облаке холодного ноябрьского марева, с запахом желтых листьев в светлых волосах и расплавленного шоколада за ухом. Мой. Был. Теперь душу переполняло брезгливое чувство пользования. Он спал со мной, целовал везде, самые интимные места, и я принимала его всего, не отказывала ни в чем… То же самое Рома делал с ней. Был в ней. А потом без стыда и вины домой приносил дух чужой женщины. Как это мерзко.

— Папочка, ты нас домой забелёс?

— Конечно, солнышко, конечно.

— Нас оставили до понедельника, — я переключилась на нейтральную тему, чтобы сдержаться и не выплюнуть обвинения ему в лицо немедленно.

— Разберемся, — улыбнулся Рома, щекоча Еву, но взгляд пытливый на меня направлен. — Почему не позвонила? Я охрен… ошалел, когда мама твоя рассказала.

— Не хотела беспокоить тебя, — сухо проговорила. — От важной сделки отвлекать. Ты был так занят, — холодно улыбнулась.

У Ромы кадык дернулся, виноватый взгляд в сторону. Мерзавец.

— Важнее тебя и дочки для меня ничего нет, — он попытался дотронуться до моей руки, но я резко поднялась, пресекая нежеланные прикосновения.

— Побудь с Евой, мне в душ нужно.

Я сбежала, чтобы собраться с силами. Уступила в маленьком сражении, чтобы выиграть войну.

Ополоснулась под навязчивое желание рефлексировать. Я заглушила его — лучше анализировать. Мозг услужливо, с особой жестокостью воскрешал в памяти звонки, которые Рома принимал, спешно покидая комнату. Сообщения, на которые быстро отвечал и клал телефон экраном вниз, скрывая отправителя. Нервную рассеянность и задумчивую невнимательность, накрывавшие неожиданно, а причины, которых тщательно охранялись от нас. Когда нет ревности и подозрений — это кажется пустяком. Этого не замечаешь. А сейчас все это виделось тревожными звоночками, которые я пропустила в своей слепой любви и доверии. Все стало один к одному, выстроилось в порочный круг, по которому меня водили, как овцу на веревочке. Ну что же, овцы порой становятся волками.

Я достала косметичку и осмотрела себя. Боль и нервы залегли темными тенями под глазами. Бледная и усталая. Нужно в порядок себя привести. Я всегда была королевой и уйду в блеске разбитого сердца. И мне не будет стыдно: ни за уход, ни за боль, которую мы оба испытаем. Хотя относительно него полной уверенности не было.

Я больше не знала, что у моего мужа в голове творилось. И тем более, что на сердце. Кого любил? А кто был привычной данностью? Какие из признаний были ложны? А какие истинны? Я не знала этого, но в одном Артем был прав: его брат по натуре победитель, а такие свое отдавать не любили. А меня Рома считал своей, небезосновательно, естественно. Он привык к моей любви, к жизни со мной, комфорту, который получали мужчины, приводя домой жену. Я заберу у него все по очереди. Привычность и стабильность. Свою тело. Свою душу. И Еву. Несправедливо? А жизнь вообще жестокая штука!