Да что вообще происходит? Какое он имеет право не пускать меня?
Рамиль припечатывает меня к стене спиной и, перехватив запястья обеих рук одной рукой, поднимает их над головой. Я чувствую себя беспомощной бабочкой, которую поймал злой мальчишка за крылышки и хочет оторвать ей крылья.
– Лика…, – шепчет Рамиль, – я прошу перестань вести себя так, будто я могу сделать тебе больно.
– Ты уже делаешь мне больно, – у меня сносит крышу, и я высказываю ему всё в лицо. – Ты держишь меня здесь, заставляешь принять решение, которое я не хочу принимать. Ты уже сделал мне больно. Ты сломал мою жизнь. Я ненавижу тебя. Ненавижу. Все эти годы ненавидела и буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь. Ты предал меня, растоптал моё сердце. Надо было думать раньше. А сейчас ты мне противен. Отпусти. Или я сегодня же заявлю в полицию о твоих домогательствах.
Злюсь на себя за слёзы, которые начинают стекать по щекам. Злюсь на Рамиля за то, что так настырно пытается втиснуться в мою жизнь.
Он опускает мои руки и обнимает. Запускает руку в волосы и прижимает мою голову к своей груди. Другой рукой придерживает за талию, растирая по кругу спину.
– Лика, если бы ты знала, как я ненавижу себя за то, что сделал. Я был очень пьян. Поэтому и не звонил в тот день тебе. Не хотел, чтобы ты увидела меня таким.
– Мне плевать. Ты гнилой и вся душа у тебя гнилая. И ни одному твоему слову я не верю. Если бы я не сбежала, ты бы до свадьбы меня насиловал? Ведь для этого ты и лишил меня девственности насильно. Ты тогда так и сказал, что теперь будешь спать только со мной.
– Я был пьян.
– Это не оправдание!
– Я знаю.
– ДАже сейчас ты удерживаешь меня силой. Разве так поступают люди, которые пытаются измениться?
– Мне приходится тебя держать, иначе мы никогда не поговорим. Ты же как страус вместо того, чтобы поговорить сбегаешь.
– Потому что не собираюсь тратить время на тебя.
– А я бы очень хотел заслужить твоё прощение. Хочу вернуть дружеские отношения, которые были у нас до того, как…всё произошло.
– Ты хочешь невозможного.
– А если я сяду, ты простишь?
– …
Упираюсь руками ему в грудь, чтобы отвоевать немного пространства.
Неужели он реально готов сесть в тюрьму? Даже не верится.
– Если сядешь и отсидишь положенный срок, – хочу учесть все нюансы, чтобы он не нашёл лазейку и не сказал потом, что – “а такого ты не говорила”.
– И сколько ты считаешь, мне полагается?
– За изнасилование по статье сто тридцать один полагается от трёх до пяти.
Я это очень хорошо знаю, специально изучала статьи про изнасилование.
– Ты же понимаешь, что сейчас сесть я не смогу.
– Да я и не сомневалась в твоей трусости. Да отпусти ты меня уже наконец.
Его руки прожигают на мне дыры. Не хочу, чтобы вообще трогал меня, но он, по-видимому, не может без того, чтобы не лапать меня.
– Если отпущу, ты спокойно сядешь на стул, и мы всё обсудим. Хорошо? Без криков, без бегства.
– Не надо ставить мне условия.
– Лика.
Я фыркаю, но всё же киваю.
Рамиль отпускает меня, и я, наконец, могу свободно вздохнуть. Мы садимся на разные стороны стола и несколько секунд молча смотрим друг на друга.
– Итак. Я услышал тебя и принимаю условие, но только после того, как ты исполнишь моё условие. Мы женимся, год ты будешь моей женой, а после получения наследства я иду в полицию и признаюсь в изнасиловании. Согласна?
Изучаю его глаза. У него они настолько чёрные , что непонятно где начинается зрачок, а где радужка. Как две дыры. Разве можно ему доверять? Он обманет и глазом не моргнёт.
– Мне надо посоветоваться с мамой. Я ведь не одна живу, и если она будет не согласна, я не пойду против неё.