– А я ничего и не боюсь.

– Ир, вот что ты за человек такой? Взяла и на самом корню всё зарубила. Не дала побыть спасителем, – шутит Кир, стараясь поднять мне настроение.

– Так заранее предупреждать надо, – слабо подыгрываю Дубову.

– Слава богам, ты, наконец, улыбнулась. А то я бояться начал, что ты и впрямь превратилась в неприступную злую правовичку.

Очень точное сравнение вызывает у меня улыбку.

Моя новая работа в должности помощницы нотариуса не оставляет места для проявления каких-либо человеческих эмоций, а, если ещё учесть и моё нынешнее состояние, то такая полная бесчувственность меня вполне устраивает.

Только улыбка сама сползает с моего лица, стоит нам войти в кафе. Потому что первый, кого я вижу, это Гронский.

Бывший муж стоит ко мне спиной, но и этого оказывается достаточно, чтобы моя уверенность испарилась, как ночной туман с первыми лучами восходящего солнца. Сердце грохочет, как сумасшедшее, и мне кажется, что его стук заглушает все остальные звуки вокруг: разговоры, негромкую музыку, шум, доносящийся с улицы. Кровь приливает к щекам, и меня бросает в жар.

«Да уймись же!– приказываю самой себе.– Подумаешь, Гронский! Ты прекрасно знала, что он здесь будет. Именно поэтому и шла», – не особо заботясь о чувственности моей души, выдаёт суровую правду подсознание.

Всё так. Я знала, что Рома здесь будет. Знала и хотела его увидеть. Зачем? Я не знаю. Может, чтобы просто узнать как он? Хотя вряд ли Гронский мучается так же как и я.

Я никому не говорила причину и ни с кем не обсуждала наш с Ромой развод. Разошлись и разошлись. Как разводятся тысячи молодых пар. Мы не были какими-то особенными. Да, наш роман закрутился внезапно и был похож на водоворот во время шторма. Мы ссорились, мирились, снова ссорились и снова мирились. Но, видимо, у всего есть предел. После последней ссоры, никто не захотел уступать, и меня грубо вышвырнуло из водоворота этой безумной любви. Ударило больно и даже обездвижило, погрузив в апатию.

Я только-только начала потихоньку приходить в себя. Как малыш учится ходить самостоятельно, так и я училась жить без Гронского. И увидев его, хотела доказать самой себе, что смогла и больше ничего не чувствую к бывшему мужу. Но оказалось, что ни черта я не смогла.

Стоило мне только увидеть Рому, как всё, что я так отчаянно хотела забыть, вернулось вновь. Даже слабый ветерок может раздуть едва тлеющий уголёк до огромного пожара. Так и в моей груди все чувства, вся боль вспыхнули с новой силой, и мои усилия оказались напрасными. Как бы я не заставляла себя забыть его, я по-прежнему его любила.

Словно почувствовав моё внимание, Рома поворачивается и встречается со мной глазами. Он медленно переводит свой взгляд сначала на Кирилла, а потом на мою кисть, безвольно повисшую на руке Дубова. Я смотрю на бывшего мужа так, словно никого рядом нет, и забываю, что нужно дышать. В этот момент к Роме подходит Киселёва, куда-то зовёт и пытается увести, но Гронский отделывается от неё одним взглядом и уверенным шагом идёт в нашу сторону, неумолимо сокращая и без того небольшое расстояние.

Шаг. Ещё один. Его шаги совпадают с ударами моего сердца.

– Всё будет хорошо, – успевает шепнуть мне Кир, накрывая мои ставшие ледяными пальцы своей рукой. – Грон, здорово! – приветствует Романа, как доброго приятеля. – Ты что такой угрюмый? Улыбнись, жизнь прекрасна!

Гронский снова стреляет взглядом на мою руку, лежащую на руке Дубова, и переводит его на моё горящее лицо.

– Прекраснее некуда, – цедит Роман, не сводя с меня своего тяжёлого взгляда. – Здравствуй, Ира, – произносит до боли знакомой интонацией, и звук его голоса переворачивает с ног на голову весь мой внутренний мир.