В голове творится чёрт-те что, одни рефлексы в сознании, и именно они позволяют вернуться к терминам, схемам и попытке запудрить перспективным партнёрам мозги. Если бы при этом из мыслей ещё исчез напряжённый взгляд Романовской, моим восторгам и вовсе не стало бы предела. Но, увы.

Ещё полчаса в конференц-зале звучит смешанная, русско-китайская речь, после чего симпатичная рыженькая переводчица уходит вместе с довольной делегацией. Как только за ними закрывается тяжёлая матовая стеклянная дверь, моя рука сама тянется к узлу галстука. Сегодня мне везде душно. Может, заболеваю?

Только если очередным кретинизмом.

— Кирилл, ты занят? — На пороге появляется Надя, как всегда, идеальная и перманентно радостная.

— Нет, — устало потерев лоб. — Какие-то проблемы с Иваном Фёдоровичем?

— Нет, — в тон отзывается Надя и присаживается на стол передо мной, — господин Сухоруков всем доволен и на всё согласен, только конкретную сумму и сроки он хочет обсудить лично с тобой.

— Когда? — Перевёрнутый дисплеем вверх, телефон показывает ноль звонков и ноль сообщений, и сегодня это раздражает как никогда раньше.

— Дней через пять—семь, — вздохнув, она легко сметает несуществующую пылинку с моего плеча. — Завтра Иван Фёдорович улетает с семьёй в отпуск и будет недоступен какое-то время. Кирилл, у тебя усталый вид, — без перехода, с тревогой во взгляде мягко улыбается Надя, — отдохни, пока есть время. Съезди куда-нибудь… да даже просто сними дом на пару дней.

— С тобой? — Хмыкнув, я поднимаюсь и отхожу к окну.

— Мог бы и не напоминать. — Без раздражения и грусти, с едва ощутимой горечью в голосе.

— О чём?

Неинтересно. Так же, как и проезжающие где-то далеко внизу автомобили.

Помнится, не так давно пришлось переплатить только за этот вид — набережную с одной стороны и, кипящий жизнью, центр города с другой. Хотя как недавно… Кире нравилось. И мой кабинет появился именно там, куда указала тонкая и хрупкая ладонь с массивным кольцом на безымянном пальце.

Ей нравился вид на закатную набережную, мне нравился её детский восторг.

— О том, что я такая же твоя подстилка, как и все другие.

— Прекрати. — Когда я оборачиваюсь, в ней ничего не меняется — всё та же невозмутимость, несмотря на смысл слов. — Ты моё доверенное лицо.

— Ты никому не доверяешь, — покачав головой, Надя встаёт и поправляет узкую юбку. — Но и к этому можно привыкнуть.

Впервые за пять лет нашей связи внутри появляется что-то похожее на раскаяние. Ненадолго, только чтобы кольнуть чужой обидой и исчезнуть. Придя в «КлутсФин» много лет назад, Надя доказала, что за смазливой мордашкой и аппетитными формами скрывается незаурядный аналитический ум. И она же стала единственной, с кем у меня сохранилось подобие дружбы.

Вот только с друзьями не спят.

— Ты освободилась? Подвезти тебя до дома? — Неслыханное предложение из разряда тех, что сам от себя не ожидаешь.

— Я на машине, — медленно отзывается Надя, вглядываясь в меня внимательнее.

Что ты пытаешься разглядеть? Порядочность?

Мне бы тоже разглядеть, но всё, на что меня хватает — каждый раз вызывать такси случайным любовницам. Люди ведь не меняются, какие бы красивые песни об этом ни пели. Я не изменился, оставшись тем же эгоистом, что и десять лет назад. Разница лишь в том, что с Кирой у меня была надежда, а без жены не осталось ничего.

— Как скажешь.

Свёрнутый в несколько раз галстук небрежно засунут в карман, телефон ложится в ладонь. И, не оборачиваясь, я выхожу из осточертевшего уже конференц-зала.

***
Восемь.

Получасовая езда по городу заканчивается плавной остановкой неизвестно где. Хотя как неизвестно, ещё квартал и по правой стороне будет оперный театр, а напротив Гуманитарный университет, куда Кира перешла учиться после… всего. Хуже мрачных воспоминаний только то, что слева от меня светится объёмная вывеска «Ляшенко и партнёры», но даже сам себе я не признАюсь, как здесь оказался.