– Хватит! – прикрикнула я. – Посмотрите на себя! Вам не стыдно?!

Он обложил меня матом.

– Хватит! – повторила я спокойнее. – Лучше помогите мне. Иначе я оставлю вас так и уйду. И попрошу консьержку заглянуть к вам. У вас там милая бабушка, такие обычно бывают очень добродушные. И разговорчивые.

– Я вас засужу.

– Сперва с пола встаньте.

– Сука.

– Может быть, но сейчас вы от этой суки целиком и полностью зависите.

Кое-как мне удалось усадить Артура в коляску. Как ни странно, он присмирел. Бутылка, до которой он пытался дотянуться, валялась на полу. Я взяла её и положила ему на колени.

– Заберите, – сквозь зубы процедил он.

– Вам же было очень надо.

Не ответив, он подъехал к столу и поставил её. Кажется, проблески сознательности к нему вернулись. Артур выехал из комнаты, а я снова осмотрела кавардак. Были у меня тяжёлые случаи, но не до такой степени. Поймала своё отражение в зеркальной стене бара. Ему всегда нравились зеркала. В той квартире, куда он привёл меня семь лет назад, тоже были зеркала – зеркальный потолок в кухне, в спальне…

Снова раздался шум, и я отогнала воспоминания.

Артур был в кухне у открытого холодильника.

– Что случилось? – спросила я и увидела на полу бутылку йогурта.

Но акцентировать на этом внимание не стала. Включила чайник и подошла к Артуру.

– Не знаю, как вы, – сказала, осматривая полки, – а я хочу есть. Так что извините.

Достав хлеб и сыр, я сделала бутерброды.

Артур молчал. Судя по документам, авария произошла поздней осенью, несколько месяцев назад. Всё это время рядом с ним кто-то был. Сейчас же рядом была я, но просить о помощи было не в правилах Седакова.

В полнейшей тишине я заварила чай, поставила бутерброды на стол, вытащила из холодильника всё, что могло подойти к завтраку.

– Чай будете? – спросила, словно невзначай, и, не дожидаясь ответа, взяла вторую чашку. – Вам крепкий?

– Крепкий. И сладкий.

Я сделала, как он попросил. Воцарившееся между нами хрупкое перемирие трещало по швам.

– Мой слепой брат сейчас дома один. Из-за вас. Так что постарайтесь меня не злить, ладно? Сегодня вечером мне нужно отвезти его в интернат, а вместо этого я тут с вами…

– Я хочу, чтобы вы были со мной постоянно.

– В смысле? – переспросила я в недоумении.

– В прямом. Вы должны быть со мной двадцать четыре на семь. Вы мне нужны круглосуточно.

– Но я…

– Это не обсуждается. Двадцать четыре на семь, Ярослава Максимовна.

Ярослава

Я напрочь забыла про чай. Смотрела на Артура, не понимая, допился ли он до зелёных чертей или это очередная блажь зажравшейся сволочи. Но ни на то, ни на другое было не похоже.

– То есть вы хотите, чтобы я жила с вами? – переспросила, желая убедиться, что правильно его поняла.

– Да. – Он казался как никогда серьёзным.

На кухне воцарилось молчание, в которой витала недосказанность. Артур взял чай и отъехал к окну. Довольно долго смотрел в него, потом развернулся ко мне.

– Вы правы, Ярослава. Всё это, – мотнул головой в сторону коридора, – не выход. Я слишком долго шёл к тому, что имею, и лишиться всего не готов. Даю вам месяц. Если за этот месяц вы сделаете так, что у меня будут заметные результаты, продолжим. Нет, так нет.

От постановки вопроса я в очередной раз пришла в недоумение.

– Вы даёте мне месяц? – переспросила я, не веря в услышанное. – Я должна сделать так, чтобы у вас были результаты?! Вы ничего не путаете?

– Нет.

Взгляд его стал жёстким. Он отпил чай.

– Дайте мне бутерброд.

– Возьмите бутерброд. У вас с ногами проблема, с руками всё в порядке.

Он вернулся к столу. Я наблюдала за ним, гадая, что у него в голове. Артур взял бутерброд, положил поверх сыра пару кусков буженины и удобнее устроился в инвалидном кресле, словно бы на диване сидел.