Наверное, со стороны мы и правда могли сойти за мать и дочь.

Большие глаза племяшки продолжали лучиться любопытством, но сама она молчала, видимо, это и стало причиной моего секундного помутнения.

– Допустим. А что это меняет?

Губы проказницы Юляшки растянулись в улыбке, и она, тут же обняв меня за ногу, вслед за мной подняла голову к замершему Кириллу.

Бывший молчал, но взгляд, продолжавший перебегать с меня на Юлю, был красноречив.

«Все. Это меняет все», – говорил он.