Гетеросексуальный Андрюха был обречен.

Кутаясь в теплый кардиган, иду на кухню. Пока Василий доедает остатки сыра, я допиваю вино и доедаю эклеры. Он зыркает пьяненьким взглядом на меня. Знаю, знаю, нельзя котам алкоголь. Но что уж тут поделать — назад не отмотать. Все как в жизни.

Звоню матери.

— Татьяна, на выходных нужно морковь посадить. И чеснок. Приезжай.

— У меня не получится, мам, — мямлю вяло.

Получится. Просто я не хочу этого делать.

— Значит, как жрать домашнее, так ты первая, а как потрудиться, так я сама горбатиться должна? — мама включает режим ультразвука.

— Да я уже два года все в магазине покупаю, мам, — бормочу тихо.

— Вырастила помощничку… — не слышит меня. — Белоручка, даже банку огурцов закатать не в состоянии.

— Я помогу, правда…

— И в кого ты какая неблагодарная?! Я же все для тебя! Ну как об стенку горох…

— Да нет же, мам…

— Нечего сказать? Конечно, нечего! Потому что я права, а тебя жизнь еще обязательно ткнет носом! Попадется тебе свекровь-грымза, а ты даже петуха разделать не можешь.

— Мам, ты любила когда-нибудь? — тихая слеза катится по моей щеке и падает в бокал.

— Что? — у мамы даже голос меняется.

— Любила, мам? — еле слышно.

— Кого? — она не понимает.

— Папу? Меня? Себя?

— Удумала же чушь! — визг. — Папенька твой обычный кобель, нет его у тебя. А тебя я люблю, иначе, что, по-твоему, я делаю?

— Третируешь, гнобишь, абьюзишь…

— Нахваталась пиндосских слов! Вот говорила я тебе не смотреть эти глупые зарубежные передачи. И что? Я была права, запудрили тебе мозг!

Бесполезно.

Слезы льются потоком.

— Я в магазин захожу, не могу разговаривать. Пока, мам.

Не дожидаясь ответа, кладу трубку. Достаю из заначки сигареты, открываю окно и курю. Одну за одной. Дышу дымом, успокаиваюсь. В дверь звонят, спешу открыть.

На пороге Слава.

11. Глава 10. Вот я был, и вот меня не стало

Слава

— О, нет! Нет! И нет!

— О, да! Да! Да! И да, Таня!

Захожу в квартиру, не дожидаясь приглашения, потому что уверен — его не будет.

— Дим, может заберешь из моей квартиры своего брата? — возмущается Таня достаточно вяло, скорее для проформы. — Тем более что Сони нет дома.

Пока она разговаривает с моим братом, я осматриваюсь. Обычная, абсолютно ничем не примечательная двушка. Мебель, как и ремонт, не новая, но видно, что обитатели этого жилища следят за уютом.

Прохожу в кухню. Пахнет сигаретами. Удивляюсь — не знал, что Таня курит. В подтверждение нахожу на столешнице пачку сигарет и пустую банку кофе, очевидно, используемую в качестве пепельницы. Рыжая мурчащая подушка лежит на спине. На обеденном столе. Рядом окровинутый бокал с остатками вина.

— Тань, а что ты сделала со своим припадочным? Он как-то странно спит, ты не находишь? — выглядываю из кухни.

Таня по-прежнему стоит на пороге и общается с Димкой.

— Это потому, что он пьяный, — закатывая глаза, отвечает она.

— За что ты так с котом?

— Нечего было воровать у меня вино! — сразу ершится. — Сам виноват.

Слышу, как за братом закрывается дверь. Он у меня из понятливых, без лишних слов сообразил, что надо свалить. Таня заходит в кухню, складывает руки на груди, закрываясь от меня, окидывает странным взглядом. Я привычно жду, что она начнет меня посылать и выгонять, но неожиданно слышу:

— Кофе будешь?

— Буду, — отвечаю после заминки.

— Садись.

Сажусь. Тяну руку к коту, тот уже в отрубе. Снимаю его со стола и кладу себе на колени. Толстяк не сопротивляется. Одним глазом поглядываю за Таней, которая неспешно делает кофе. Ставит передо мной чашку и придвигает сахарницу. Отбирает кота, уносит его в угол и кладет на огромную подушку.