– Это коллекторы, дочка, – тихо отвечает мама.

– Коллекторы? – переспрашиваю, хотя отлично поняла с первого раза. – Я ведь отдаю долг. Постепенно, но погашаю.

– Недостаточно стараешься, куколка, – тот, что стоит, скалится, обнажая желтоватые зубы.

И что дальше? Нас убьют?

Мне не хватает воздуха. Буквально чувствую, как сжимаются все органы, и остатки кислорода покидают меня.

– Я делаю все, что в моих силах, – каким-то образом получается произнести.

– Лех, слышал сколько сейчас за органы дают?

– Нормально дают, Влад, – противно усмехается другой. – Раз пять такой долг покрыть можно.

Первый делает шаг в сторону кроватки, и у меня останавливается сердце.

Я подскакиваю, собирая все остатки сил, и тоже рвусь к дочери.

– Куда собралась?! – усмехается второй, не позволяя мне это сделать.

Он грубо и болезненно хватает меня, сжимает руки за спиной и крепко удерживает.

– Я вам не позволю! – кричу и брыкаюсь.

Оставляю последние силы на попытки освободиться и пробиться к дочери, возле которой уже стоит первый громила.

– Отпусти меня, козлина, отпусти! – ору, оглушая даже саму себя. Бью его пятками со всей силы, но у меня все равно не получается справиться с таким верзилой. Он меня пальцем одним переломит!

– Да успокойся, мать! – просит тот, что сейчас рядом с кроваткой. – Мы пока по-хорошему предупреждаем. Любя, так сказать. Чтобы булочки свои маленькие не расслабляла.

– А булочки у тебя, что надо, – противно шепчет тот, которого я молочу ногами.

– Неделя у тебя еще есть. Надеюсь, мы оказались убедительными и вы с мамашкой уловите информацию с первого раза.

– Мы все поняли! – взволнованным голосом отзывается мама.

– Это хорошо!

Меня неожиданно отпускают, и я бегу к доченьке, которая от громких разговоров в квартире как раз начинает кряхтеть и возиться. Беру Сашеньку на руки.

– Просто запомните, бабы, церемониться мы не привыкли. Через неделю бабла не будет – не обессудьте. Малышку заберем, а вы в клуб поедете и будете там пахать, пока весь долг не отработаете.

Их грязные ухмылки заставляют холодок пробежать по позвоночнику.

Но за себя мне не страшно. А вот за Сашеньку…

Я ее никому не отдам. Буду биться до последнего за свое. Эти двое не имеют ни малейшего представления, на что способна обезумевшая мать.

– Так что давайте, девочки, напрягитесь, – продолжает другой. – Через неделю вернемся, чтобы бабосики были.

Мужчины больше ничего не говорят, лишь бросают на нас свои неприятные взгляды с усмешками. Они выходят из квартиры, а мы с мамой продолжаем молчать, каждая застывши в свое позе, пока плач моей доченьки не возвращает нас в реальность.

– Маленькая моя, – улыбаюсь и крепче прижимаю к себе доченьку.

Та немного успокаивается и начинает раскрывать рот, почуяв от меня запах грудного молока.

– Мамуль, подержи, я помою руки, – передаю ребенка матери, и дочка снова начинает недовольно плакать.

Бегу в ванную, намыливаю руки, протираю влажным полотенцем грудь.

Пальцы колошматит.

Я так испугалась!

Господи!

Да у меня сердце в пятки ушло от страха!

Не знаю, сколько времени потребуется теперь, чтобы организм восстановится после такого стресса. Но, главное, чтобы не пропало молоко. Сейчас для Сашули это самый ценный ресурс.

– Зря ты в это ввязалась, – качает головой мама, передавая мне дочь. – Если бы я знала…

– Мам, не говори ерунды! – прошу ее. Усаживаюсь на диван рядом и начинаю кормить дочку.

Та быстро присасывается к груди и очень интенсивно сосет, видимо, проголодалась ни на шутку.

– Если бы я не взяла этот займ, тебя бы тут вообще могло не быть. А на моем месте ты поступила бы так же.