— Вяземский, отвали!!! Убирайся к чёрту! Видеть тебя не хочуууу!

Она истерит, ногами дрыгает, в руки мои ноготками вонзается, царапаясь словно кошка бешеная, и кричит, привлекая ненужное внимание.

За угол дома Варю затаскиваю, к стене спиной припечатываю, за плечи придерживая.

— Смотри на меня! Смотри!

Не реагирует. На своей волне какой-то. Треш!

Слёзы по щекам рекой, душу наизнанку мне выворачивают, не могу смотреть, как она плачет. И нельзя ей сейчас нервничать, но что делать?

— Подонок! Какой же ты…

За подбородок хватаю и с напором целую в губы.

Может хоть это её усмирит.

11. Глава 10.

Поцелуй получается влажным, солёным, но таким, блять, классным. Я мечтал только об этих губках целый месяц, а может и всю жизнь. Целовать её как в космос лететь, а трахать… вообще куда-то за грань всей вселенной.

Глажу лицо, Вари всем своим массивным телом напираю, языком губы настойчиво раскрываю и в глубь тёплого ротика ныряю.

Девушка обмякает. Руки её опускаются, и она усмиряется, невольно издав тихий стон.

— Вот так… Да… Хорошая девочка… Так мало мне тебя… С ума сойти как мало…

Жру её губы, поцелуи ворую, ладонями жёсткими и сильными по телу шарю, оглаживая и лаская её везде, где только можно.

Очень нежно. Сладко. Исступлённо.

Бля, это я? Это точно я?

Вяземский — король жёсткого траха?

А чё сейчас творю, разве я умею так?

Способен на ласку, тепло, нежность?

Только в мечтах! До встречи с ней…

Действую вообще неосознанно, по наитию. Душа кипит, а тело само по себе двигается. Губы девичий ротик мнут и прихватывают, язык нежно дёсна облизывает.

Это моё. Всё моя. Она моя.

— Я теперь твой собственник, — резко ставлю перед фактом, прибавляя напора, — смириться придётся.

Пиздецки от чувств меня шинкует. На атомы разъёбывает, топит будто в бездне океана, после заживо сжигает и из пепла возрождает!

Варя поплыла. Пьяненькая, глаза закатила, задрожала, будто считанные секунды до обморока остались.

Мне кажется, я её убью сейчас своим напором. Остановиться не могу. Чем больше её пью, тем сильней хочется. Жажда по ней проклятием моим личным становится!

Хрен знает, сколько времени проходит, но нас обоих штормит, походу. Значит, есть у Вари ко мне что-то, иначе бы не стонала, не дрожала, не вызывал бы я у неё такой залп эмоций.

Готов на жизнь свою ставку сделать, что у крошки сейчас в трусиках тотальный потоп.

— Успокоилась? — не хочу, но оторваться приходится. — На меня посмотри.

Приподнимаю за подбородок, в лицо жадно заглядываю.

Блять, она такая всё-таки красивая…

Даже сейчас, нет, особенно сейчас, с щечками порозовевшими, прядями волос немного влажными и растрёпанными, губками покрасневшими, припухшими, покрытыми влагой наших поцелуев.

Глаза, большие, изумительные распахивает. С длинными ресницами, на которых застыли крупные капли слёз.

— Теперь рассказывай, что за хуета происходит? Кому спектакль адресован? Увольнение, беготня по городам-поездам, смена номера телефона. По какой причине ты мне бан вечный выписала?

Кулаком стене с маху ёбнул, кусочек грязной штукатурки отвалился. Эмоций, собака, слишком много. Давно сексом не занимался, что, в общем-то, не удивительно.

Теперь я хотел только с ней.

— А ты будто не знаешь!

— Да, блять, я же экстрасенс, твою мать! Это из-за того, что я накинулся на тебя той ночью, отымел жёстко, девственности лишил? Мы же поговорили, мне казалось, ты меня простила, поняла, что всё у нас в аффекте случилось.

— Да ты Аньку трахал!!! — в сердцах выкрикивает, и я прихуеваю от заявочки. — На следующий день сразу, после того, как мне в ноги падал и в любви клялся, мерзавец ты, Илья!