Ничего этого он не знал, конечно... Сразу появились десятки вопросов. Он как-будто ищет себе оправдание и пытается рассказать, что произошло на самом деле. Дэвид никогда не писал ему о ребёнке, а в тех редких письмах, которые соизволил прислать, рисовал совсем другую картину моей жизни. Пришла моя очередь выслушивать, и я слушала с пылающими щеками. Однажды Ларри набрался смелости и позвонил бывшему другу. Разговор не клеился, Дэвид был по-прежнему на него зол.

— А... Джиллиан как? — наконец спросил Ларри.

— А как ты думаешь? — ответил Дэвид после короткой паузы. — Всё у неё отлично. Закрутила с однокурсником, и там, похоже, всё серьёзно. Дурак ты, Ларри, если думаешь, что она будет сильно переживать по поводу тебя.

Отлично? Ну и чёрт с ней. «Чёрт с ней!» — так и подумал он тогда, и это был последний раз, когда он поинтересовался, что же стало с его Джиллиан. И теперь что — ребёнок? Его ребёнок? И столько ненависти в её глазах?

Так. Остановились. Выдохнули.

— Объяснить не хочешь? — Ларри только рот открыл, как я расплакалась. Сначала всхлипнула беспомощно, а потом неожиданно разревелась в голос, как ребёнок.

– Может, хватит рыдать, пора поговорить спокойно? – Ларри шагнул ко мне и, поймав за запястья, привлек к себе. Я беспомощно уткнулась ему в грудь. Неужели это правда, и Дэвид обманул нас обоих? Но принимать эту правду не хотелось.

– Нет? Почему? Кто бросил? Куда я тебя бросил? – вероятно, Ларри думал, что я отпряну, попытаюсь вырваться, но я только крепче обхватила его за шею. Родной запах, родные глаза, вот ещё помедлить немного, задержаться в его объятиях.

Всё, что было... Никуда оно не делось, оказывается. Захлестнуло, ударило в висок, бросило на землю, раздавило. Я видела по его взгляду: ещё минуту назад он был готов встряхнуть меня хорошенько и устроить «допрос с пристрастием», а сейчас сообразил, почувствовал, – не нужно ничего говорить, нужно целовать макушку, укачивать, дать выплакаться.

– Ты меня предал! Позволил Дэвиду меня увезти!

Во мне всё разрывалось, и каждое его прикосновение, казалось, толкало меня дальше в бездну: рыдания переросли в истерику, я кричала, задыхалась, билась у него в руках, а он бормотал что-то ласковое, чтобы меня успокоить. Да и что могло меня успокоить, какие слова, если у меня перед глазами лицо той брюнетки с обложки журнала?

Когда мы оба выбились из сил, и опустившись на пол, приникли к ребру матраца, я наконец расслабилась на его плече и ушла в беспамятство. Он берег мой сон, боясь пошевелиться. Временами я приходила в себя и только сильнее прижималась к нему. Бормотала что-то вроде “Мой, не отдам, не отпущу”, а он гладил меня по голове.

Десять минут растянулись на несколько часов и закончились в тот момент, когда я наконец пришла в себя. Моё сбившееся дыхание, резкое, нервное движение разбудили Ларри.

— Похоже, мои последние десять секунд неожиданно переросли в пять часов, — в его словах, в его ласкающем взгляде была так хорошо знакомая мне нежная ирония.

– Ты простишь меня? Джиллиан, столько лет прошло.

“Глупо на такое рассчитывать, — ведь это ты сам убил эту невинность”, – хотелось мне бросить упрёк. В его руках была измученная, сломленная женщина — ни намека на то гибкое, тренированное тело, которое я привыкла видеть в зеркале. В руках другого мужчины я была бы сильной и уверенной женщиной. В его же — сломанная игрушка. Это чувство не убить никакими воспоминаниями о нашей красивой любви.

— Уходи... — произнесла я тихо, поправляя волосы и стараясь не столкнуться с ним взглядом. Мысль, что я провела в его объятиях последние несколько минут, меня совсем не радовала. Ларри приподнял моё заплаканное, осунувшееся лицо за подбородок, — ему ничего от меня не надо, он не собирается баламутить мне жизнь, хватит... Наломал уже дров однажды. Но хотелось просто увидеть, что я его хотя бы не ненавижу.