— Плохо зарабатывает?

Не хочу о нём говорить.

— Да нет, наоборот, он обеспеченный.

— Зачем же тогда деньги берёшь? — Приподнимает неестественно темную бровь моя соседка по гримерке.

Потому что двух встреч на его территории мне хватило, чтобы понять, что у него я денег никогда не возьму.

— Он мой бывший муж.

— Ты родила ему детей, дорогая, пользуй. — Снова красит губы, будто они успели потускнеть. — Он обязан о тебе заботиться. Именно твоя матка стала пристанищем его биоматериала.

Хмыкаю, усмехнувшись.

— У нас не те отношения.

— Мужики всегда так — раскатают бабу по столу, высосут из неё красоту и молодость, а потом: «А что это ты так хреново выглядишь?» Да ты, блин, сам с собой поживи, а потом спрашивай. Мой совет: найди богатого любовника.

Я не хочу любовника, ни богатого ни бедного. Я свою жизнь хочу вернуть, домой приходить к мужу и детям. Рассказывать о том, что роль у меня забрали и премии лишили, потому что я выгляжу как квашеная капуста, потерявшая вдохновение.

Глаза закрываю, зажмурившись, и мне так больно становится, что я эту резь в сердце почти физически ощущаю.

— У меня свидание со старичком по имени Леопольд, не бог весть что, но на внедорожнике катается.

— До завтра.

Облокотившись на стол и подперев рукой голову, я сижу лицом к зеркалу и сверлю своё отражение взглядом, пересиливая в себе дурное чувство. На самом деле мне ужасно хочется встать и заорать во всё горло от несправедливости. Разве должно быть так, что у человека всё есть, а на самом деле ничего нет?

Сидеть в театре смысла нет, а в квартиру сестры идти совсем не хочется. У меня есть две подруги, но обе они замужем и вряд ли в их планы входит развлекать меня вечерами.

Прикончив очередную банку черничного йогурта, я неспешно иду на остановку. Добравшись до дома, аккуратно открываю дверь своим ключом и тут же натыкаюсь на сваленные у входа пакеты мусора. От них исходит неприятный запах.

— Утром вынесу. Сейчас в падлу переться, — ржëт зять, покачивая младшую на руках, — заходи, Софка в ночную сегодня. Какая-то дура заболела, некому выйти, так моя поперлась, а мне теперь за ребенком следи. Чего её на работу понесло?

— Может, потому что вам едва на коммуналку и еду хватает? — произношу очень тихо.

— Что? Не расслышал?

— Я говорю, что могу вынести мусор. — Разворачиваюсь.

Но зять не даёт мне шанса и, отпихивая в сторону, дёргает ручку, захлопывая дверь.

— Ой, не надо этих жертв, Варя.

Проскальзываю мимо него в комнату. Прикрываю за собой дверь. Сегодня в театре было жарко и очень хочется в душ, но почему-то идея пойти сейчас мыться, когда мы с зятем вдвоем дома, меня не радует совсем.

— К своим сегодня не пустили?  — Заваливается он в мою комнату, как раз когда я думаю переодеться, сменить уличные джинсы на домашние штаны.

Его выражение «не пустили» такое отвратительное, скользкое и оно так точно передает сложившуюся ситуацию, что мне хочется застрелиться.

— У меня другие планы.

Скалится.

— Сложно жить по чужой указке? А вот не уехала бы, осталась бы с семьей, сейчас бы с детьми жила, а муж массаж ступней делал, а не левых баб топтал.

Вздыхает, якобы сочувствуя. А у меня уже терпение на грани, сдерживаюсь только ради сестры. Знаю, что если пойду на открытый конфликт, прежде всего ей хуже сделаю.

— Мне роль нужно учить.

— Ладно, ничего не сделаешь уже, назад не вернешь то, что просрано. Я яичницу на сковороде оставил, поужинай, если хочешь.

Кивнув, выдыхаю, когда он наконец-то сваливает из моей комнаты. Никогда не понимала, почему сестра вышла за него замуж. Он с первых дней выдвигал свою мерзкую философию по всем вопросам, а когда учил Софку жизни, мне хотелось просто прибить его. Но сестра отчего-то продолжала с ним гулять, пока не догулялась до первого ребенка.