— Выспалась, — ответила, не зная, что еще сказать.

— Как сестра, племянница? — поддерживал натужный разговор Илья.

— Все хорошо. Не мучь себя.

— Я не могу, Кать! Два дня в тишине, зная, что ты не вернешься… Я не могу без тебя!

Солнечный свет будто стушевался, звуки города за окном стихли, мир словно замер в ожидании моего ответа. Илья неосознанно и эгоистично пытался манипулировать мной, заставляя чувствовать себя виноватой.

— А я без тебя могу! — отрезала твердо.

— Я услышал, — донеслось в ответ тихое, и короткие гудки вслед за его озвученным нежеланием сдаваться стали многоточием.

Настроение потемнело, радость осела пепельными хлопьями. Как не вовремя он позвонил… Через час мне предстояла встреча с антрепренером, мои глаза должны лучиться счастьем — неважно от чего, важен сам факт — а я приду в раздрае и смятении, потому что на самом деле чувствую себя виноватой. И не чувствую. Потому что невозможно винить себя в любви не к тому человеку. Но можно винить себя в том, что девчонкой удрала из родного города и выскочила замуж, лишь бы залатать свои рваные сердечные раны.

И еще мне было стыдно за то, что так и не рассказала Илье о своей измене. О той единственной ночи с Димой, после которой все окончательно перекосилось.

Я зажмурилась, прогоняя из мыслей и с полотна внутреннего взора образы обоих мужчин, и постаралась сосредоточиться на пении птиц за окном, на пьянящих ароматах майской природы, на уверенности, что собеседование закончится в мою пользу.

Эта уверенность не отпускала меня. Осталось немного взбодриться и пешком прогуляться до театра, а потом и по магазинам.

***

— Внушительно… — уважительно покивал импозантный мужчина лет пятидесяти пяти с сединой на висках. Пока он листал мои эскизы, я рассматривала его: голубые глаза, удивительно длинные и темные для его возраста серые под стать пеплу в волосах ресницы, по-мужски красивые пусть и суховатые губы, под серой рубашкой с голубой отделкой, которая ему очень к лицу, угадывалось еще крепкое тело. Привлекательный зрелый мужчина. — Впечатляет… — добавил, все еще листая мое портфолио. А я точно таким же словом подумала о нем. — И «Квартирный вопрос»… Кажется, я вас вспоминаю… — он поднял на меня внимательный взгляд. Екатерина Тёркина… Подождите, это не вы делали кухню Ирине Муравьевой? Переделка была, ей сделали из кухни какую-то хохлому, больше похожую на хохму, и передача предоставила актрисе право самой выбрать дизайнера. Да?

— Да, — я скромно улыбнулась.

— Что ж вы имен не пишите?! Слушайте! — мужчина сложил руки в замок и подался ко мне через стол всем телом, улыбаясь настолько светлой улыбкой, что я ее невольно отзеркалила. — Я помню ваш проект! Это было просто нечто! У нее же, кажется, посреди кухни стоял типа квадратный такой столб? Они еще с супругом не знали, что с ним делать?

— Да, верно, — я изумилась его памяти. Тот проект я делала много лет назад, и действительно — этот столб посреди кухни был проклятием семьи. Но я сплясала от него, и Ирина Муравьева тогда даже плакала от того, что впервые этот чертов «голем» перестал давить на нее. — Я удивлена!

— Ну вы так изящно решили проблему! Позвольте пригласить вас на кофе в ресторанчик за углом? Там собирается чисто театральная тусовка и борзы[6]. Там я вас и познакомлю с труппой, все после прогона сегодня отдыхают в «Дедушке».

— То есть вы принимаете меня на работу? — я лукаво улыбнулась.

— Я еще не сказал? Это же очевидно! — мужчина поднял руки в театральном жесте и тут же встал из-за стола. — Сегодня уже здесь никого не найдем, а завтра трудоустроим как полагается. А сейчас в кафе, утром придете на работу уже в знакомый коллектив! У меня есть еще пара вопросов, но они уже не изменят моего решения, лишь удовлетворят интерес. Прошу вас… — Он галантно пропустил меня вперед и вышел из кабинета следом.