Немного опешив от его наглости, какое-то время я продолжаю стоять там, где он меня оставил, но в конечном счете следую за ним на кухню, где Айдаров ожидает меня, прислонившись задницей к столешнице гарнитура и скрестив на груди руки с важностью человека, для которого чужая жизнь ничего не стоит. И его темные, пригвождающие меня к полу глаза лишь подтверждают это. Кажется, он показал свою «заботу» только для того, чтобы в очередной раз посмеяться надо мной и причинить мне боль.

— Может быть, ты все-таки поедешь к себе домой? — предлагаю я нервным тоном, учитывая ситуацию, в которой оказалась.

— Может быть, ты все-таки закроешь рот и ляжешь в кровать?

Мое горло сжимается. То, с каким спокойствием он говорит эти слова, заставляет меня отступиться от своей решительности выставить его за дверь, но это не отменяет того, что он действует мне на нервы.

— Пока ты находишься здесь, можешь об этом не мечтать! — «Гребаный мудак», — хочется добавить, и мне требуются все усилия, чтобы не сделать этого.

Сбросив сумку на пол и не удостаивая Айдарова взглядом, я направляюсь к кухонному шкафчику, намереваясь сделать себе чай. Себе одной.

— Не жди, что я буду тебя обслуживать. Если тебе что-то нужно, возьми и сделай себе сам. Ты здесь не гость. И тем более не мой босс.

Черт бы меня побрал! Я назвала его своим боссом. Прекрасно! Даже не хочу оборачиваться, уверена, в его глазах сейчас пляшут черти.

— Выпей обезболивающее и иди в постель, Алевтина, — раздается сбоку от меня повелительным тоном, но я упрямо избегаю встречаться взглядом с источником звука. — Не заставляй меня применять силу, — звучит немного угрожающе, и меня злит тот факт, что от этого мне хочется сжать бедра.

Боже, я проклинаю себя за это, а потом кусаю губу.

— Я не верю в твои добрые помыслы, будь так любезен, избавь меня от этих речей.

Ставлю чайник и, не теряя времени, достаю аптечку в поисках анальгетика. Мне нужно только снять головную боль, и тогда я смогу пережить этот вечер.

— Значит, ко всему, что ты назвала «добрыми помыслами», я добавлю пару отгулов. Используй их для отдыха и сходи к врачу. Потеря сознания не самый хороший знак.

Я готова расхохотаться от абсурдности всей ситуации. У него биполярка? Или, может, у меня? Потому что я отказываю верить, что все происходящее реально. Не после нашей «милой» перепалки в коридоре.

— Извини, — прочищаю пересохшее горло, — но я завтра явлюсь на работу, как и полагается.

— Это не обсуждается.

— Согласна, поэтому прекрати.

— Если я завтра увижу твою задницу в офисе, этот день станет твоим последним рабочим днем.

Я замираю, сердце быстро колотится в груди.

— Чего ты добиваешься? — выходит сипло. — Ты вроде бы и так за несколько дней превратил мою жизнь в ад. Что тебе нужно еще? — Перебираю пальцами упаковки таблеток, лишь бы не смотреть на него. — Может, будет проще сразу уволить меня? Или ты планируешь сделать это более унизительным образом?

Знаю, я сама все усложняю, но мне нужен этот разговор, я словно испытываю гребаную удушающую потребность. В конце концов, должны же мы когда-нибудь поговорить? Сейчас, видимо, самое время. Моя неоправданная смелость — все, что мне сейчас нужно.

— Ответь мне на один вопрос. — Мой бесцветный голос нарушает тишину, а потом я открываю кран и позволяю звуку льющейся воды заполнить паузу.

Быстро закидываю в рот две таблетки и запиваю их. Умываю лицо прохладной водой, а после, смахнув ладонью стекающие по коже капли, поворачиваюсь к Айдарову, который напряженно наблюдает за мной.

— Только правду, — добавляю почти шепотом.