Я сглотнула, резко обернувшись.

Амбер держал в руках портрет.

- Как давно он умер? - спросил Амбер.

- Почти два года назад… - произнесла я, стиснув зубы.

- Скажи честно, ты его любила? - спросил Амбер, резко глядя на меня.

Мне хотелось броситься, вырвать у него из рук портрет.

- Что было в нем такого, чего не было во мне? - спросил Амбер. А его глаза смотрели на меня пристально.

- Он был моим другом, поддержкой и опорой. Он был надежным, - произнесла я полушепотом.

- Ты не ответила на вопрос, - произнес Амбер, ставя портрет на место. - Ты его любила?

- Да! - ответила я, вскинув голову.

- Ты лжешь, - с усмешкой произнес Амбер.

34. Визуал

Интересный факт от автора:

Каждый уважающий себя дом дорожил репутацией. И никогда бы не позволил себе взять в служанки женщину с ребенком от "непойми кого". Особенно, если она не замужем. Это бросало тень на семью, так же и тот факт, что служанка внезапно родила ребенка, не состоя в законном браке. В первую очередь на это настаивали хозяйки. Красивая служанка распущенных (по их мнению) нравов может легко увлечь супруга. Поэтому для многих девушек, которые, по мнению общества "успели себя запятнать" путь в хорошие дома для работы служанкой был закрыт.

35. Глава 17

Наташья стояла в комнате, больше напоминающей каморку для слуг. Ее грудь нервно вздымалась, а я угадывал ее очертания под шелком халата.

Я точно не знал, зачем пришел. Что-то неумолимо влекло меня к ней. Эта женщина, притягивала меня, как ловушка. Я знал, что у нее толпы поклонников. Ее красивое лицо смотрит со всех афиш столицы. Что в день ее выступления полностью раскупаются все цветы.

Проклятье! Зачем она приехала?! Я бы спокойно женился на Луизе. И быть может, однажды был бы счастлив!

- Как давно он умер? - спросил я, видя, как Наташья опустила глаза.

Я чувствовал непреодолимое желание коснуться ее, и с мучительным усилием сдерживал себя. Она этого не заслужила. Она не заслужила тех чувств, которые я к ней испытываю.

- Почти два года назад… - произнесла Наташья, а ее губы дрогнули. Я внимательно следил за ее лицом, за ее руками. Да, она сожалеет о его смерти. Это видно.

- Скажи честно, ты его любила? - задал я вопрос в лоб. Я опустил глаза на портрет ничем не примечательного лорда с грустными глазами породистой собаки.

“Скажи, что ты никогда его не любила… Скажи…”, - билось в груди сердце. Соблазн погрузить руку в ее волосы, привлечь ее к себе, распутывая узел халата, стал вдруг непреодолимым. Я представил ее, кусающую губы и прикрывающую глаза от наслаждения. Представил с каким яростным упоением каждым резким движением доказываю ей, чья она, и кому принадлежала всегда.

Наташья сглотнула. Я смотрел на нее, а она почему-то занервничала.

- Что было в нем такого, чего не было во мне? - спросил я. На этот вопрос она знала ответ. Поэтому подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

- Он был моим другом, поддержкой и опорой. Он был надежным, - произнесла она негромко, но уверенно. В ее глазах был холод. Взгляд ее опустился на портрет в моих руках.

- Ты не ответила на вопрос, - произнес я, ставя портрет на столик. - Ты его любила?

- Да! - четко произнесла Наташья, вскинув голову. Сейчас она напоминала гордого разведчика, которого взяли в плен. Тот же самый взгляд, те же самые движения. Стиснутые зубы и выражение лица: “На, получай! Я больше тебе ничего не скажу! Хоть пытай, хоть убей! Да!”. Правда, обычно, не говорится таким голосом. Правда говорится по-другому. Глотая слова, запинаясь, плача…

- Ты лжешь, - усмехнулся я. Она его не любила. Никогда.