Повитуха смерила меня странным долгим взглядом, а затем добавила:

— У тебя время до утра. Подумай хорошенько насчет младенца, — она явно мне угрожала.

«Утром меня тут уже не будет», — пообещала я то ли ей, то ли себе.

Когда она наконец тоже ушла, я подтащила стол и забаррикадировала им на всякий случай дверь.

Руки мелко дрожали, к глазам то и дело подступали слезы, но я держалась. Вот окажусь у себя дома, в безопасности, там и дам волю эмоциям, а сейчас нужно действовать.

В этот момент малыш снова напомнил о себе. Крик раздался внезапно — громкий, требовательный. Одновременно с криком в избушке замигала, а потом и вовсе погасла единственная лампочка, и я снова оказалась в абсолютной темноте. Темно было настолько, что даже если помахать ладонью перед глазами — не разглядишь.

Грудь сдавило то ли от страха, то ли от волнения за ребенка, кричавшего еще пронзительнее. Под кожей нестерпимо зажгло и зачесалось, дышать стало трудно, как будто при приступе аллергии.

На ощупь я кое-как добралась до матраса, на котором лежал крошечный сверток, но стоило осторожно взять его на руки, как свет, помигав, опять загорелся.

— Тише, маленький… — прошептала я, кутая ребёнка в сползшую с него пеленку.

И только тут с удивлением поняла, что это вовсе не мальчик.

Малышка поворачивала головку ко мне, причмокивая губками, и тут меня ждало еще одно откровение — на футболке в районе груди проступило два мокрых пятна.

У меня… пошло молоко?!

Я с удивлением скинула с себя безрукавку, потом футболку… Лифчик на мне действительно промок.

«Этому все еще может быть логичное объяснение, — лихорадочно думала я. — В биологии известны случаи, когда плач ребенка вызывал прилив окситоцина. Ты же биолог, Маша! Это редкое явление, но не невозмож…»

Я осеклась на полуслове, поняв, что случилось кое-что, что уже точно не поддается никакому логичному объяснению.

3. Глава 3

Кольцо на цепочке, висящее у меня на груди, исчезло, а вместо него появилась черная татуировка в виде точно такого же кольца.

Я дотронулась до нее пальцем, надеясь, что мне привиделось и она все-таки исчезнет.

Но нет.

Вскочила на ноги, обыскивая пол. Я уронила кольцо в темноте, а татуировка была давно, наверное, это какой-то символ секты…

Вот только настолько больших щелей в полу, чтобы кольцо исчезло с концами — не было. Как же такое возможно?

Нужно бежать из этой деревни как можно скорее. Переждать ночь, а там, на попутках, в город, на трассе уже ловить сеть — звонить родственникам.

Малышка по-прежнему хотела кушать, так что делать было нечего, попробовала покормить сама.

Серые глазки-бусинки, нежные светлые волосики и аккуратный носик — глядя на нее сверху вниз, прижавшуюся к моей груди, я начала испытывать странное очарование.

У меня самой детей не было, и я не знала, как правильно прикладывать младенцев, но, похоже, инстинкты работали. Потому что довольно скоро малышка затихла, заснула, и я смогла снова уложить ее на матрас.

Надев теплую куртку, отодвинула стол и вышла в сени. Подсветив фонариком в телефоне, к огромной радости, нашла небольшую кучку дров.

Все, что там было, сразу перетащила поближе к печке. Ночь все равно придется пережидать.

Затем снова забаррикадировалась, проверила единственное окно — жаль, не было доски, чтобы попытаться перекрыть и его, но хотя бы закрыла поплотнее на шпингалет. На улице стало ощутимо темнее. Во сколько завтра с утра придут деревенские? Не хотелось бы с ними пересечься.

Подкинула дров в топку печи, поставила в котелке греться воду, которую принесла еще по поручению старухи, и принялась собираться.