Однако на Балканах вопрос о скорейшем обретении независимости и собственной государственности стоял остро, спад народной освободительной энергии совсем не входил в планы борцов за свободу. Вот и дотянулась «чёрная рука» до несчастного Фердинанда и его беременной супруги, а вскоре не без помощи Антанты поднялось мощное государство Югославия, выстроенное по имперскому принципу. Могло ли сложиться иначе? Не знаю, но когда сегодня за сорок минут доезжаешь из Вены в Братиславу, чтобы поесть гусиной печёнки, думаешь: «Наверное, могло…» Дружнее надо жить империям, глядишь, уцелели бы… Впрочем, тогда бы они не были империями.

В России тоже вели с населявшими её народами свою игру, используя традиционные кнут и пряник. Бояр и воевод за лишние обиды, чинимые неруси, царь порой сурово наказывал. Своих русских смутьянов карали куда как строже: Пугачёву отрубили голову, а генералиссимуса Тадеуша Костюшко, пролившего крови не меньше, помиловали. Декабристов повесили, а Шамиль доживал век на обильных казённых харчах в Калуге, дети его были обласканы при дворе. Говорят, когда его, пленённого, полмесяца везли к месту ссылки, он вздыхал, мол, если бы знал, что Россия такая большая, никогда бы не стал с ней воевать. Впрочем, генерал Дудаев знал, даже излетал СССР вдоль и поперёк. А толку? История мне напоминает иногда даму, которая пользуется всеми мыслимыми способами предохранения и регулярно при этом залетает.

О межнациональной политике большевиков мы уже в этих заметках говорили, и не раз. Добавлю, она всегда была извилиста, противоречива и зависела от текущих задач, ибо к чему заморачиваться принципами, если впереди всё равно маячит слияние наций. Но учитель истории, поставивший мне в 10-м классе пятёрку за реферат «Советский народ – новая историческая общность», в конце 1980-х годов эмигрировал в Израиль. В 1920-е, когда надо было максимально ослабить имперский русский народ, в котором ошибочно видели ресурс для реставрации монархии, советская власть в конфликте казаков с горцами горячо поддержала кавказские народы. «Расказачивание» по жестокости и размаху мало чем уступает холокосту. Однако через два десятилетия во время Великой Отечественной войны та же власть казаков, отважно воевавших, реабилитировала, частично вернув былые привилегии, а вот их вчерашних супостатов – горцев и некоторые другие народы наказала депортацией. Думаю, карала она не столько за коллаборационизм, этим грешили и украинцы, и русские, и прибалты, но прежде всего, мне кажется, за неблагодарность. Сталин, как человек Кавказа, был очень чувствителен к этой категории взаимоотношений. Мол, мы вас холили и лелеяли, вознесли над русскими, а вы за предоброе презлым отплатили!

В руках государства есть ещё один мощный инструмент межнациональной политики, ведь мало быть отдельным этносом, надо ещё, чтобы власть тебя признавала таковым. А разве бывает по-другому? Да сколько угодно! Поляки в упор не видят кашубов. На Украине отказывают в праве русинам считаться самостоятельным народом, хотя у этнологов на этот счёт сомнений нет. Наоборот, учёные весьма скептически относятся к этнониму «украинец». В самом деле, много ли общего у галичанина, харьковчанина и одессита? Про Донбасс и говорить нечего. А поди ж ты – титульная нация!

Лет десять назад у меня в радиоэфире возник спор с киевским академиком, который, упрекая нас, всё время твердил: «Вот вы, россияне…» «Вы кого имеете в виду?» – уточнил я, не выдержав. «Вас, русских…» – «Тогда, так и говорите. Россиянин – это гражданин России, он может быть русским, башкиром, евреем, аварцем… Вот вы сами-то кто по национальности?» «Я… украинец…» – неуверенно ответил он. «Допустим, а если бы вы были русским, но при этом гражданином Украины, как вас называть в таком случае?» «Украинцем!» – с нарастающей обидой ответил мой визави. «Но так не бывает!» «Бывает!» – в его голосе послышалась угроза. «Зря! Запутаетесь. Возьмите пример с России, введите термин «украинянин», он будет обозначать гражданство, а «украинец» – национальность…» «Не хочем!» – взревел академик так, что ведущий испугался за целость студии. «Тогда у вас там всё плохо закончится…» – предостерёг я и, к сожалению, не ошибся.