Лучший друг Барни – точнее единственный – звался Риссой и был девочкой, но они так хорошо дружили, что вопросы пола никого не волновали.

Родители Барни были в разводе.

– Это было бы нечестно по отношению к тебе, Барни, – говорила его мама, – если бы мы продолжали жить вместе, ругаясь, как кошка с собакой.

Но самое ужасное было не в этом… Вообще-то, я сейчас, пожалуй, пойду, и пусть книга сама расскажет вам обо всем. Слишком уж все это тяжело и волнительно.

Так вот, самое ужасное заключалось в следующем: двести одиннадцать дней назад (Барни считал) его папа исчез. С тех пор он больше никогда его не видел и встречался с ним только во сне.

Да, Барни очень часто снился папа.

Вот, например, прямо сейчас он тоже снился ему.

Они были в пиццерии вдвоем, только он и папа – как в последний раз, когда они виделись.

– Какая вкусная пицца, – сказал папа.

– Пап, я не хочу говорить про пиццу. Я хочу поговорить про тебя.

– Ну очень вкусная пицца!

Но тут с потолка опустился огромный язык, слизнул столы и пиццы, и Барни ощутил его шершавое прикосновение у себя на лице.

Он проснулся. Смутно припоминая, что сегодня его день рождения.

– Нет, Гастер, отстань!

Гастер был его собакой, спаниелем породы Кинг чарльз. Отец взял его в собачьем приюте, но Гастер тогда не предупредил о том, что собирается каждое утро будить Барни, запрыгивая на кровать и вылизывая ему лицо, пока оно все не становилось липким от собачьих слюней.

– Гастер, пожалуйста! Я сплю!

Конечно, это была неправда. Это были всего лишь беспочвенные мечтания. Но Барни проводил большую часть своей жизни в беспочвенных мечтаниях, и в этом-то и была его беда, как мы скоро увидим.

Сегодня был его двенадцатый день рождения, но это его не очень радовало. Ведь это был его первый день рождения без папы.

В придачу ко всему это был его первый день рождения в дурацкой новой школе. А в школе царила мисс Хлыстер, директриса, которая, судя по всему, явилась на свет из самого ада. Он не был уверен, что это ее точный адрес, но почтовый индекс определенно совпадал. В общем, мисс Хлыстер была кошмаром. И она терпеть не могла детей.

– Моя работа подобна работе садовника, – так говорила она однажды на собрании. – Вы – сорняки. И мой долг – срезать вас на корню, выпалывать и делать свой сад безупречным и тихим – таким, какой была бы школа, не будь в ней всех этих кошмарных детишек. – Но если всех остальных учеников мисс Хлыстер просто не любила, то к Барни она, похоже, питала особую ненависть.

Не далее как на прошлой неделе с ним произошла одна неприятная история, в результате которой его вместе с Гэвином Иглом вызвали в директорский кабинет.

Гэвин Игл подложил канцелярскую кнопку на стул Барни, и тот, сев на нее, завопил от боли. Учитель географии отправил их обоих в кабинет мисс Хлыстер. Но как только они зашли к ней, она тут же отослала Гэвина обратно на урок и обратила всю свою злость на Барни. Если бы на кнопку сел кто угодно другой, мисс Хлыстер с восторгом обрушилась бы на Гэвина (или «этого тупицу», как она его называла), – но сейчас этим кем угодно был, к сожалению, Барни.

Так что теперь Гэвин мог и дальше безнаказанно подкладывать кнопки на стул Барни. Или, если у него кончались кнопки, просто отодвигать стул Барни за секунду до того, как тот собирался на него сесть. Да, Гэвин прочитал главу «Пытки стулом» в «Справочнике задиры» по меньшей мере сто раз.

Так что со всеми этими мисс Хлыстер и Гэвинами Иглами Барни не хотел и думать о том, что ждет его сегодня. Ему просто хотелось лежать, не открывая глаз, и делать вид, что утро еще не настало. А это было трудно, учитывая, что его лицо облизывал шершавый мокрый язык.