Я не понимала, почему семья Стивена ставит палки в колеса нашим отношениям и нашему счастью, в особенности принимая во внимание то, насколько он зависит от меня во всех бытовых вопросах.
Результаты выпускных экзаменов, как я и ожидала, оказались не блестящими, но вполне удовлетворительными: я могла начинать работать над диссертацией на соискание ученой степени. Судя по моим наблюдениям за жизнью Кембриджа, роль жены и, возможно, матери, была бы для меня билетом в один конец к полному фиаско в общественной жизни; я знала, что с самого начала должна утвердить себя как личность. Хотя в то время уже существовал ряд инициатив, облегчающих поступление женщин в наиболее прогрессивные из колледжей, в Кембридже было достаточно образованных, но несчастливых жен, чьи таланты оставались без внимания, чему способствовала система, отказывающая женам и матерям в собственной интеллектуальной идентичности.
Мои еженедельные мытарства в Лондон подошли к концу как раз вовремя: Стивену все чаще требовалась моя помощь. Так как ему теперь приходилось опираться на мою руку при любом перемещении вне дома, по утрам я отводила его на кафедру, днем забирала домой, чтобы накормить обедом, который, как и каждый прием пищи, должен был состоять из мяса и двух овощей, чтобы утолить его зверский голод, отводила обратно и забирала домой вечером. Все мысли о дипломатической карьере давно уже стали наследием прошлого; но мне было отказано в любой, пусть даже самой простой работе; я не могла позволить себе даже курсы повышения квалификации, так как мое присутствие постоянно требовалось в замкнутой цепочке: кафедра прикладной математики – Литл-Сент-Мэри – кухня. Написание диссертации показалось мне идеальным вариантом. Я могла легко подогнать свои занятия в университетской библиотеке и дома к графику Стивена. К тому же я имела право на студенческую субсидию, что оказалось для меня приятной неожиданностью.
Теперь Стивену приходилось опираться на мою руку при любом перемещении вне дома.
Литература средневекового периода казалась мне привлекательным предметом исследования, но наши обстоятельства не позволили бы мне ездить в отдаленные библиотеки в поисках пыльных манускриптов, поэтому я не могла надеяться на то, чтобы подготовить к печати до сей поры неизвестный текст. Мое исследование должно было стать критическим эссе на основе уже опубликованных текстов, в которых я не испытывала недостатка – к моим услугам была Кембриджская библиотека. Я решила, что останусь в аспирантуре Лон донского университета, так как в Кембридже диссертации требовалось сдавать в установленный срок, равный трем годам, а в Лондоне таких ограничений не ставили, что было мне на руку: вряд ли я смогла бы полностью посвятить себя написанию исследования.
Мы гармонично уживались в быту и работе, поддерживали друг друга, проявляли интерес к занятиям друг друга, несмотря на значительную дистанцию между нашими областями науки, попытки расстроить наш брак и неизбежное ухудшение состояния здоровья Стивена.
Я не сразу взялась за проработку выбранной мной темы, которой стала средневековая лирическая поэзия Пиренейского полуострова. Благодаря находке Стивена возникла другая тема, избранная в качестве предмета предварительной исследовательской работы. В результате чтения «Селестины» во время моих экзаменов Стивену в голову пришла отличная идея, которую он изложил мне по дороге в Кембридж по окончании экзаменационной недели. Он спросил меня, не задумывалась ли я над тем, что трагическая концовка романа с сопутствующим ей отчаянием и разрушением была предрешена в тот момент, когда старая шельма Селестина отвергла любовь второстепенного персонажа Пармено, юноши, у которого сформировался по отношению к ней материнский комплекс