Твою ж мать!

С охранниками разберусь позже. Обязательно.

С них стрясу отдельно.

Но главное даже не в этом. А в том, что вся эта ситуация с неудавшимся побегом открыла мне глаза на истинное лживое лицо этого прекрасного ангелочка, проглядывающее сквозь дырявую маску непорочности.

Даже интересно, как долго она сможет притворяться? Играть в свои игры и пытаться водить меня за нос?

День?

Неделю?

Месяц?

Насколько ее самой хватит?

Чтобы не проколоться в мелочах и при этом взять свое.

Нет, девочка гораздо хитрее, чем я предполагал.

Но ведь врачи подтвердили ее травму и последствия. Неужели так быстро вернулась память? Или все же природное чутье заиграло на инстинктах?

Сжал кулаки в карманах брюк, чтобы не выдать своего напряжения.

Не стоит подавать вида, что я догадываюсь о ее маневрах. Пусть пока спит спокойно, будучи уверенной в своем таланте врать и извиваться.

Я отвел взгляд, стараясь не задерживаться на хрупкой точеной фигурке. Стройной, еще не испорченной беременностью.

Она так и манила к себе против воли магнитом.

Юля стояла у окна, спиной ко мне.

Беззащитная, растерянная.

Обхватив себя руками.

Так и напрашиваясь на то, чтобы ее утешили, поддержали.

Я ехал сюда со стойким желанием если не придушить, то хотя бы взглянуть в эти бездонные зеленые глаза. Прижать гадину к стене и дать прочувствовать,

пусть всего лишь на мгновение, но заставить ее пережить боль, страх, возможность потери чего-то дорогого и важного. Кого-то.

За все то, что она натворила.

За брата.

За его смерть.

В груди клокотали ярость и бессилие. Выкручивали, кромсали на лоскутки. Но стоило мне встретить девчонку на пороге больницы, такую ранимую, уязвимую, как всю мою ненависть к ней смыло волной, остались лишь злость и раздражение на самого себя.

Нет, я по-прежнему был уверен в ее виновности, в причастности ко всему случившемуся. Но рядом с ней почти каждую минуту, снова и снова, мне приходилось напоминать об этом самому себе. Борясь со стойким желанием плюнуть на все и взять под свою защиту.

– Сегодня должен прийти следователь, – стараясь скрыть обуревавшие меня эмоции, бросил небрежно. – Он еще вчера рвался к тебе.

– Хорошо, – не оборачиваясь, отозвалась Юля. – Только вряд ли я смогу сейчас чем-то помочь следствию.

И снова это неизвестно откуда взявшееся желание подойти ближе, обнять, утешить. Подбодрить и заверить, что все будет хорошо.

Не будет!

После тех спорных моментов, что нарыл на нее Кирилл, я сомневаюсь, что она сможет выйти сухой из воды. Ее и так спасает лишь то, что она беременна.

От Арсения.

По крайней мере, с большой долей вероятности.

– Насколько будет возможно, я улажу проблему. Ты что-нибудь вспомнила?

Юля отрицательно мотнула головой.

Медленно обернулась, кусая губы. Пухлые, розовые, не тронутые помадой. А меня словно током прошибло от какой-то странной, почти жизненно-важной потребности прикоснуться к ней.

Тело еще помнило тепло объятий, когда нес ее на руках в палату. Как она прижималась, как дышала, уткнувшись носом мне в шею, вызывая смешанные чувства и настоящую бурю эмоций в душе.

И к чертям собачьим вся выдержка, вся моя решимость наказать ее.

– Почему? – спросила она таким тихим голосом, что я ощутил себя последним дерьмом, прекрасно понимая, о чем речь.

– Ты хочешь уйти следом за ним? – Юля замерла, рефлекторно прижав ладони к животу. – Плохое, очень-очень нездоровое стремление. Беременным нельзя появляться на кладбище – примета такая. А тем, которые едва выжили и пришли в себя буквально вчера, – тем более. Давай будем более рационально смотреть на вещи?