Первый раз я осознал, что не все в этой жизни совершенно, когда впервые столкнулся со смертью. Умер мой дедушка, мамин отец. Он поскользнулся на мокром полу, когда нес вязанку дров, и ударился головой. Дедушка потерял сознание. Это случилось на моих глазах, и я не знал, что делать, глядя на него бездыханного. Я чувствовал себя беспомощным. Мне было всего девять лет, и тогда я ничего не знал о правилах первой помощи. Я запаниковал и бросился в соседнюю комнату за взрослыми. Когда пришли мама и соседи, мне сказали, что я ничем не мог помочь. У дедушки случился сердечный приступ, а поскольку Коксит был отдаленным поселком с плохими дорогами, то родители не смогли моментально доставить его в больницу. Дедушка умер вскоре после случившегося.

В детстве я не понимал смерти. Я ничего не чувствовал, потому что по-настоящему не осознавал, что происходит. Я видел, что все были грустными, когда мы пошли на похороны, что все плакали, особенно мама и ее сестры, но в силу возраста я не испытывал той же боли. Для меня было ужасно, что мама расстроена, но я был слишком мал, чтобы понимать, что такое смерть и похороны. После похорон я снова пошел играть с друзьями.

Религия меня тоже смущала, а она много значила для моей семьи, особенно для мамы. Она принадлежала к христианской церкви адвентистов седьмого дня, и мы ходили на службу каждую субботу, потому что именно этот день у них почитается особо. Отец же не был столь усерден. Он ходил с ней, может быть, дважды в год: на Рождество и в канун Нового года, но, несмотря на то что религия была для него не столь важна, отец уважал мамины убеждения. Мама пыталась заинтересовать и меня религией, но не слишком усердно. Она читала мне Библию, чтобы научить отличать хорошее от плохого, но никогда не навязывала свою веру, чтобы не отвратить меня полностью.

«Если я сильно принуждаю людей к чему-либо, они просто назло делают все наоборот», – сказала она мне однажды.

Несмотря на ее мягкий подход, мне не очень нравилось ходить в церковь. По мере того как я взрослел и стал ходить на спортивные мероприятия, я особенно радовался, когда они проходили по выходным, потому что это означало, что мне не придется идти на службу. Тогда мама стала приучать меня к утреннему служению Богу – 20 минут богопочитания: пение молитв, разговоры о Боге и чтение Библии. В этом случае она смирялась с тем, что в эти выходные я не пойду в церковь.

Такая религиозная практика затягивала меня, и с возрастом я все чаще стал обращаться к вере, особенно когда осознал, что мне дан дар свыше. Я замечал, что часто Бог помогает тем людям, которые стремятся помочь себе сами. Каждый раз, когда я находился на стартовой линии и знал, что выполню задачу, которую поставил с утра тренер, я сжимал распятие на моей шее, бросал взгляд на небо и просил Его помочь и послать мне сил.

После этого короткого разговора все и случалось.

Суператлет не может просто встать на стартовую линию на забеге и победить без предварительной усиленной работы. Он не может рассчитывать на золотые медали или мировые рекорды без самодисциплины. И, поверьте, в доме Болта была и тяжелая работа, и дисциплина – серьезная дисциплина.

Мой отец был заботливым и любящим родителем и делал максимум возможного. Но также он был настоящим хозяином в доме, строгим консервативным отцом, и для него всегда были важны манеры и уважение. Я не был плохим ребенком, но если вдруг переступал границы, отец всегда читал мне нотации. А если я переступал границы сильно, он мог не только повысить голос, но и ударить меня, потому что придерживался традиционных, патриархальных методов воспитания, именно так поступал и его отец. Вот этих побоев я всегда боялся.