Леди Смолвуд приняла разбойников довольно радушно, хотя и не преминула обругать их за то, что они таскают с собой в военное время маленькую девочку. Еще больше она рассердилась, когда Лим проговорился, что Арья знатного рода.

– Кто налепил на бедного ребенка эти болтонские лохмотья? – осведомилась она. – Эта эмблема… да девочку могут повесить в мгновение ока, увидев ободранного человека у нее на груди. – Тут Арью быстро погнали наверх, посадили в ванну и начали поливать кипятком. Служанки леди Смолвуд скребли ее так, будто с нее самой кожу хотели содрать, и даже добавили в воду что-то такое, пахнущее цветами.

После этого ее еще и одели как девочку. На нее напялили шерстяные чулки, полотняную сорочку, а поверх всего – зеленое платье с коричневыми желудями, вышитыми на лифе и подоле.

– Моя двоюродная бабушка – септа в староместском Доме Матери, – сказала леди Смолвуд, пока женщины зашнуровывали платье у Арьи на спине. – Когда началась война, я отправила свою дочь к ней. Она, конечно, уже вырастет из своих старых платьев, когда вернется. Ты любишь танцевать, дитя? Моя Кариллен прелестно танцует и красиво поет. А ты чем любишь заниматься?

Арья поворошила ногой тростник на полу.

– Работать Иглой.

– Это очень успокаивает, правда?

– Только не меня.

– Правда? Я всегда любила шить. Боги каждой из нас дают свой маленький талант, и мы не должны дать ему зачахнуть, как говорит моя бабушка. Любое деяние может стать молитвой, если мы вкладываем в него все свое старание. Правда, чудесно сказано? Вспомни это, когда снова примешься за иглу. Ты этим каждый день занимаешься?

– Занималась, пока не потеряла свою Иглу, а новая уже не так хороша.

– В такие времена мы все должны делать лучшее, на что способны. – Леди Смолвуд захлопотала, оправляя на Арье платье. – Ну вот, теперь ты настоящая молодая леди.

«Я не леди, – хотелось сказать Арье. – Я волк».

– И не знаю, кто ты, дитя, – продолжала хозяйка, – и это, пожалуй, к лучшему. Боюсь, ты какая-то важная персона. – Она поправила Арье воротник. – В такие времена лучше быть мелкой сошкой. Жаль, что я не могу оставить тебя здесь – это небезопасно. Стены у меня есть, но людей, чтобы оборонять их, не хватает.

К тому времени, как Арью вымыли, одели и причесали, в чертоге замка накрыли ужин. Джендри, глянув на нее, начал так ржать, что вино потекло у него из носа, пока Харвин не съездил ему по уху. Пища была простая, но сытная: баранина с грибами, черный хлеб, гороховый пудинг и печеные яблоки с желтым сыром. Когда слуги, убрав со стола, вышли, Зеленая Борода понизил голос и стал расспрашивать хозяйку о лорде-молнии.

– Не прошло и двух недель, как они побывали здесь, – улыбнулась она. – Они двое и еще дюжина человек. Овец перегоняли. Я глазам своим не поверила. Торос в благодарность оставил мне трех барашков – одного вы только что съели.

– Торос перегоняет овец? – покатился со смеху Энги.

– Да уж, зрелище было престранное, но Торос сказал, что он, как пастырь, умеет обращаться со стадом.

– И стричь его, – хмыкнул Лим.

– Об этом можно сложить замечательную песню, – заметил, дернув струну, Том.

Леди Смолвуд наградила его уничтожающим взглядом.

– Пусть ее сочиняет тот, кто не рифмует «в паре он» с «Дондаррион». И не поет «Приляг на травку, мой дружок» каждой встречной молочнице, после чего две из них оказываются беременными.

– Песня называлась «Дай мне испить красы твоей», – возразил Том, – молочницы всегда охотно ее слушают. Некой высокородной леди, сколько мне помнится, она тоже нравилась.