– Руби их, ребята!
И сам первым на поляну выбежал. Нападения с тыла пушкари не ожидали. В руках банники да запальники. А бунтари крови жаждут, победы. Рубить, колоть мятежники начали. Не менее половины пушкарей вмиг полегли. Михаил сам главного пушкаря застрелил. Остальные пушкари в панике разбежались. Кто в лес, а кто прямо на поле боя. Михаил сначала своих бойцов хотел увести, а потом шальная мысль мелькнула. Пушки к бою готовы, заряжены, зачем бросать? Повернуть их на станинах, подправить прицел, да и пальнуть по царской рати.
Тяжела пушка, самому не справиться, холопы на помощь пришли, станину жердями довернули. А по вертикали вроде хорошо. Все пушки довернули, Михаил брошенный запальник нашёл, угли в жаровню сунул. Как раскалился железный изогнутый прут, схватил его и к крайней пушке. Поднёс запальник к отверстию, порох на затравочной полке вспыхнул, с некоторой задержкой – в секунду – пушка бабахнула. Михаил посмотрел, куда ядро угодило. Получилось лихо, сам не ожидал, в самую гущу царских стрельцов. Побежал к другой пушке, из неё выстрелил. Холопы, наблюдая за попаданиями, орали восторженно, приплясывали.
– Дай им жару!
Неожиданный пушечный удар во фланг привёл к большим потерям. Конечно, что батарея пушек стоит за засекой, знали военачальники царского войска. Но никто предположить в страшном сне не мог, что пушки начнут палить по своим. Во вражеском войске замешательство. Зато стрельцы и ополченцы Болотникова, получив неожиданную и нужную поддержку, ринулись в бой. Царские стрельцы начали отступать, а потом и вовсе побежали, спасая свои жизни. Разгром был полный. Бросились собирать трофеи. А Михаил и его холопы влезли на засеку, размахивали шапками. К ним подбежал Твердила. Отдышавшись, спросил:
– Кто захватил пушки?
– Фомин! Неужели не узнаёшь?
– А палил кто же?
– Мы палили!
– Так и доложу Ивану Исаевичу, он меня послал разузнать.
Михаил не имел военного образования и боевого опыта, но он понимал – надо бы преследовать отступающих, пленить, захватить обозы. Упустили! Большая часть царских стрельцов скрылась. Да не в Москву подались, а укрылись за стенами городскими Коломны, усилив гарнизон.
После боя, когда рать Болотникова пировать начала, отмечая победу провизией из захваченного обоза, к Михаилу Истома Пашков, предводитель тульского дворянства, подъехал. За ним ближние сподвижники. Истома с лошади спрыгнул.
– Ты Засекин будешь?
– Я, – поднялся Михаил.
– Узнаю благородную кровь дворян Засекиных. Пушки взять, разогнав прислугу, да вовремя атаку стрельцов поддержать не всякий десятник, а то и сотник сообразит. Хвалю! Самим Болотниковым послан благодарность выразить.
Князь обнял Михаила, как ровню. Михаил рот открыл возразить – однофамилец он, не благородного звания, да смалодушничал, промолчал! Князь продолжил:
– Не желаешь ли под мою руку перейти?
Окружение князя ненавязчиво холопов десятка Михаила оттеснило, дабы князь спокойно, без лишних ушей поговорить мог. Михаил голову опустил, хотел отказаться. Знал он, что Пашков с Ляпуновым в решающий момент перейдут на сторону Шуйского. А предателей в любом деле Михаил не любил. Как в заповедях? Предав единожды – кто тебе поверит? Князь принял его заминку за раздумья.
– Ответ сразу не даёшь, молодец. Серьёзный муж поступок свой обдумать должен, хвалю. Да ведь и главного не сказал, в качестве кого беру? Полагаю, старшим пушкарём. Славно у тебя получилось, все ядра в цель угодили. Бери подводы, грузи пушки, ежели согласен. С Иваном Исаевичем я утрясу. И холопы твои с тобой, ты их знаешь. Слышал – слушаются тебя, боятся, говорят – крут.