И снова перед глазами – каменный мешок без окон, с ледяными стенами и полом. Ни крошки еды и ни капли воды. Мучительная медленная смерть. Ашхен невольно вспомнила голод, раздирающий все ее тело, от пустого желудка до коченеющих ног. Тошноту, подкатывающую к горлу, и едкую горечь во рту. Кажется, что желчь, не находя ни крошки еды, начинает переваривать сам желудок. Ашхен передернулась, вспомнив эту дикую боль.

«Если умереть, то быстро и без боли», – мучительно думала Ашхен, ложась на узкую кровать, по обеим сторонам которой стояли женщины из гарема и высоко задирали будущим наложницам юбки. Старухи в черном ощупывали ее взглядами, отыскивая изъяны, каждый кусочек ее пышного тела. Особенно цеплялись их ледяные, похожие на буравчики глаза за низ живота и разведенные широкие бедра лежащей на кровати женщины, словно старухи хотели проникнуть туда, внутрь. Ашхен не знала, кто они, но судя по тому, как лебезят перед ними калфы, птицы важные.

– Ай! – она невольно вскрикнула.

Ей было больно, матка невольно сжалась. Холодная сухая старческая рука легла на живот и с силой надавила.

В довершение к унижению с Ашхен не церемонились, грубо запуская пальцы в самое сокровенное и чувствительное, туда, где все сжималось от малейшей попытки вторжения.

– Ну же! Расслабься, да ноги пошире раздвинь! – прикрикнула на нее одна из старух. – Небось рожать хочешь!

Они закаркали, как вороны, Ашхен попыталась думать о чем-нибудь приятном, например, о барашке на вертеле, истекающем мясным соком… О целом блюде медовой пахлавы… О жирном плове, где в ароматном янтарном рисе зарылась нежнейшая перепелка, каждую косточку которой можно обсасывать, наслаждаясь вкусом…

– Вставай!

Она поспешно закрылась юбками и вскочила. Сердце замерло.

– Девственница, – одобрительно переглянулись старухи.

– Перестарок, – с сомнением покачала головой одна из них. – Не верится, что ей только шестнадцать.

– Ее бумаги проверит Исмаил-ага. Если девушка лжет, ее разоблачат, не сомневайтесь. Слышишь, ты? – на Ашхен смотрели круглые, как у совы, глаза. Старухин нос тоже был похож на клюв. – Тебе точно шестнадцать?

– Я не вру, – Ашхен постаралась думать о брате.

Через что ему пришлось пройти в этом дворце, прежде чем попасть в покои Повелителя?

– Ступай, – кивнула старуха. – Исмаил-ага ждет тебя.

Но выйдя из комнаты, где осматривали новых наложниц, Ашхен чуть не наскочила на кизляр-агу.

– Куда так спешишь, красавица? – черный евнух цепко взял ее за плечо. – Как тебя зовут?

– Ашхен, господин.

– Армянка?

– Да.

– Неверная?

– Я читаю Коран, свободно не только говорю, но и пишу по-турецки.

– И откуда ты взялась такая умная? – евнух сверлил ее взглядом.

Ашхен почувствовала, что ворота дворца запросто могут захлопнуться для нее навсегда, едва она успела сюда войти. Здесь ее смерть, а вовсе не богатство и слава.

– У меня старшая сестра, перестарок, – торопливо заговорила она. – Вы можете проверить, господин. Я просто хотела ей помочь. Девушке, которая читает Коран и говорит по-турецки, жениха найти проще. Говорят, что я умная. Мне легко дается грамота.

– А что, неверные вам уже не подходят? – насмешливо спросил кизляр-ага. – Или армяне вас не берут замуж?

– Не берут, господин, – честно сказала Ашхен. – Я слишком толстая, а моя сестра некрасива. Женщине, которой не повезло родиться красавицей, надо заботиться о том, как выбиться в люди своим умом.

– А ты, я вижу, в этом преуспела, – продолжал сверлить ее глазами главный евнух. – А что было бы, если бы тебе сегодня не повезло? Девушка с твоей внешностью не могла попасть в султанский гарем при прежних порядках. Когда сюда отбирали только красавиц. Хотя, надо признать, ты хороша собой. И кожа у тебя чистая. Волосы красивые, бедра налитые, – он со знанием дела ощупал Ашхен взглядом. – Что ж, добро пожаловать в Топкапы.