– А мы правда такие? – спросила Люба.

– Вы можете стать такими. Женщинами от кутюр, и даже больше того. Но! – Он поднял свой длинный палец. – Если будете работать как африканские рабы! Бросайте к черту ваше ПТУ. Если вам надо будет работать, я сам вас устрою в пошивку, в театр. Поняла, Любочка? – обратился он к Вере.

– Я Вера, – поправила она.

– Я сказал, вы Любочки. Любочки, и всё. Поняла?

Вера кивнула.

– У вас природные данные, а все остальное в стиле строится извне, с поверхности, вот так возникает подлинная линия: давление изнутри, давление извне и выстраивается… – Он говорит это не им, а обращаясь к юноше на щите, к портретам сестричек, ведя пальцем вдоль щеки фотоизображения. А потом перевел взгляд на девочек и стал сухим, деловым.

– Как я понял, вы живете одни? Вам никто мешать не будет? – спросил он.

– Матери нет, отец – он у жены живет, у него семья другая, – получил ответ.

– Прекрасно, прекрасно. – Он слегка задумался. – Пока мы вот что сделаем. Будете ходить в студию к Олегу, моему приятелю. Он даст вам движение. Предупреждаю: поломает. Но в Союзе лучше специалиста по движению нет. Научит ходить по земле как по небу. Даст форму. Да, брови сбрить, – словно вспомнил важное.

– Как сбрить? – удивилась Вера.

– Взять бритву и сбрить, – объяснил он. – Начисто. Брови надо поискать.

Они испуганно смотрели на него, растерянно – друг на друга. Он улыбнулся неожиданной улыбкой, и лицо его стало еще более привлекательным.

– Понимаете, Любочки, брови – самый сильный акцент лица. Они во многом определяют характер. Я буду рисовать вам разные брови, пока не найду правильные. А потом, когда брови станут отрастать, вы будете пинцетом их подправлять, чтобы правильно росли. Поняли?

Они молча кивнули.

– Волосы надо отпустить подлиннее, мне нужен маленький пучок. Руки, ноги, ногти – это мы потом поговорим. Пока работаете так: у меня студия, рисованию учу ребят, вы будете позировать, по очереди или одна из вас, мне все равно, два раза в неделю, понедельник, четверг, с шести часов до девяти вечера. За это и буду платить.

Они переглянулись, кивнули одновременно. Он встал, вытащил из крохотного, в цветных стеклышках, шкафика затейливый графин, маленькие металлические рюмки, налил и сказал торжественно:

– Я хочу выпить за моих новых учениц, за ваш успех! – И, вложив каждой в руку по рюмке, поднял свою, и опять улыбнулся победоносно: – За новую жизнь! Ну, вита нова!

Выпили. И вдруг Серж добавил строго:

– И рекомендация: друзья, подружки – всех-всех гнать. Будут мешать.

…Сестрички принимают гостей; сидят за столом рядышком, в одинаковых блузках, в кудельках, возбужденные.

– Ну что, пора? – спрашивает одна у другой.

– Нет еще!

А гости – дворовые ребятишки, пэтэушники и подружки по швейному делу. Неблагополучные… Здесь Генка и длинная Людка. Гомон, Куцый с гитарой. Поет:

Генка пытается рассказать анекдот, но его плохо слушают.

– Эт-та… двое поспорили. Он говорит: можешь в три глотка плевательницу выпить, – а тот говорит: могу. Ну, говорит, давай! Этот – раз! – и выхлебал. А тот ему говорит: ты проиграл, мы договаривались в три глотка, а ты разом! Ну и что, этот говорит, такая сопля попалась, перекусить не мог! – и заржал, сам собой довольный.

– Ой, чего смешного-то? Ничего смешного! – пожала плечами подружка.

– Соплю перекусить не мог! – смеется Генка.

Сестрички переглядываются.

– Пора?

– Сейчас, погоди немного, – шепчет Люба сестре.