– Что побудило вас взяться за автобиографию? Где вы почерпнули силы, чтобы описать пережитые вами ужасы? Пьянство и наркомания, детская проституция, порнография, насильственные смерти… Насколько я понимаю, в вашей жизни был человек, который оказал на вас особое влияние?

Мерси кивнула, но ответила не сразу; ведущий, которому, видимо, не понравилось, что эфирное время тратится попусту, решил подсказать ей:

– Имени вы не назвали: это или он, или она. Мы только знаем, что это психотерапевт и что все началось, когда вы написали письмо этому… человеку неопределенного рода?

Луве замер. Не потому, что ведущий допустил ошибку, спутав род и пол, а потому что сразу понял, к чему тот клонит.

“Неужели она и правда имеет в виду меня”, – подумал он.

– Мерси… Учитывая все, через что вам пришлось пройти, может показаться, что ступить на стезю литературы вам помогла именно женщина.

– Ну… А почему?

– Потому что вы, при вашем страшном, да что там – отвратительном опыте общения с мужчинами, скорее открылись бы перед женщиной.

– Мне сложно сказать… Во время терапии я познакомилась с собственной ранимостью. Я не знала ни кто я, ни куда направляюсь. Мне казалось, что у нас с тем человеком одно переживание на двоих… что мы оба не знаем своей сути.

“Мы оба не знаем своей сути, – подумал Луве. – Неужели она видела меня именно таким?”

Он не столько обиделся, сколько удивился, однако его самооценка оказалась неприятно задетой.

Все годы работы в “Ведьмином котле” Луве хотелось думать, что он помогает девочкам снова обрести чувство безопасности, стабильности. На стремлении вернуть девочкам это чувство и строился его терапевтический подход.

Как может человек узнать и принять себя, если ему кажется, что его наставник сам не знает своей сути?

В начале 1930-х годов район Сёдермальма рядом со Слюссеном не слишком отличался от той гигантской стройплощадки, что он представляет сейчас. Бреши в скальной породе, проделанные динамитом, улицы, ведущие в никуда, груды камней и строительные леса чуть не на каждом шагу. Тогда, как и сейчас, по-ночному темные коньки крыш освещала первая в Швеции неоновая реклама зубной пасты “Стоматол”. В декабре 1932 года шестнадцать тысяч тонн камня преобразовались в туннели “Медборгарплатсен”, станции первой линии шведского метро. Фотограф запечатлел момент, когда через толщу скальной породы был проложен проход: двое подрывников – тот, что двигался с севера, и тот, что двигался с юга – встретились в туннеле под Бьёрновыми садами и пожимают друг другу руки, ставя этим жестом точку в своей работе.

И вот почти девяносто лет спустя двое других мужчин приветствуют друг друга примерно на том же месте – на маленьком пятачке у подножия эскалатора, спускающегося на станцию метро от Бьёрновых садов. Теперь, как и тогда, встречаются в рукопожатии потные после работы ладони, но сама работа совершенно иного рода. Мужчины чувствуют облегчение: их задача – задержать наркоманку под кайфом и, возможно, с психическими отклонениями – оказалась куда сложнее, чем они поначалу думали.

На полу лежит что-то похожее на ворох одежды, но, когда один из охранников трогает эту кучу тряпок носком ботинка, она шевелится. Охранник наклоняется, берется за рукав темно-зеленой куртки, дергает.

– Слушай, ты, давай-ка…

Среагировать он не успевает: тяжелый ботинок пинает его в подбородок. Охранник неожиданно для себя резко закрывает рот, лишившись при этом кончика языка.

Если вчера Олунду просто нездоровилось, то сегодня он чувствовал себя в сто раз хуже. Шипучие витамины, которые, если верить некоторым сайтам, были ненамного эффективнее плацебо, он выбросил и купил вместо них жаропонижающее. Когда они со Шварцем лавировали в туннелях Сёдермальма, тошнота тоже никуда не делась.