– Пожалуй.
– Так что поверишь на слово, что это сделка века и другого выхода у меня нет?
– Придется, – кивнул Петр.
– Молоток, брательник… Короче говоря, нас будет двое. Ты и будешь я. Ты будешь представительской фигурой – восседать в креслах, посасывать шампань на банкетах, кивать с умным видом, вообще производить впечатление резко поглупевшего меня. Поверят. Почему, объясню чуть погодя… Да вдобавок я тебя предварительно как следует поднатаскаю. И рядом с тобой будет посвященный человечек. В любой миг придет на помощь. Ну, а я… Меня как бы и не будет. Я в стороне, в подполье, я как раз и работаю. При том, что никто, кроме считанных индивидуумов, и не подозревает об истинном положении дел. Нам понадобится два-три месяца… впрочем, при удаче скорее два, чем три, а то и в месяц уложимся. Получишь свой законный процент, сиречь полсотни штук зеленью, – и отвалишь в Новосибирск. Тут тебе и хорошая квартира, и приличная машина, и на обзаведенье, на ложки-поварешки… И на брюлики твоей Кирочке хватит. Что скажешь? Сделка касается опять-таки самого что ни на есть легальнейшего бизнеса – просто такова уж се ля ви, у нас ради честнейшего заработка приходится идти на самые немыслимые финты… Газеты читаешь, телевизор смотришь, должен понимать. Что насупился?
– Это ж не экзамены… – сказал Петр.
– Да не о том ты! Берешься?
– Я бы с радостью, – признался Петр, – ради таких денег. Но это, повторяю, не экзамены. И не история с олимпиадой. И даже не… не случай с Галочкой. Разоблачат.
– Кто?
– Ну, твои же сотруднички. Партнеры. Деловые знакомые. Весь привычный круг общения. Мне нужно будет знать столько… Всех и все. Куда там, к черту, Штирлицу… Не справлюсь.
– Петенька… – поморщился Павел, – Петюнчик… Ну какие, в задницу, разоблачения? Ты же будешь не в себе. Точнее, не совсем в себе.
– Это как?
– Ты, страдалец, то бишь я, страдалец, попал в аварию, – серьезно сказал Павел. – Я очень редко сажусь за руль, все знают. Решил вдруг проветриться, не справился на повороте с джипером… Когда приедут «скорая» и менты, их взорам предстанет натуральнейшим образом разбитый джипер. Митя постарается, у него голова светлая. Причем, повторяю, все продумано до мелочей. И обломки джипера будут живописно громоздиться на обочине, и шмотье на тебе будет изодрано художественно, и кровушка из тебя будет струиться… ну, что ты ежишься? В паре мест аккуратненько располосуем кожу, ничего страшного, и кровянка немного поструится, и веночки не будут задеты. Синячок там под глазом… За полсотни тонн зеленых, право же, стоит чуточку страдануть. Царапины заживут. В общем, авария. Джипер вдребезги. У тебя сотрясение мозга – каковое, между прочим, диагностике не поддается совершенно. У меня, то бишь, сотрясение… ладно, отныне будет все-таки у тебя. Мало того, у тебя провалы в памяти, у тебя некие непонятные любому медицинскому светилу завихрения психики. Ну, врубился? Потому ты и не узнаешь старых знакомых, через одного. Потому у тебя прошлое из памяти выпало кусками, шматами, пластами. Месяцами и годами. Потому ты и в бытовых мелочах во многом изменился. И кабинет свой не помнишь, где что лежит, в толк не возьмешь, и закадычного друга Вову видишь словно бы впервые… Железное объяснение, Пьер. Ну, недельку поскучаешь в больнице. Доктор свой. В курсе. За те денежки, что он получит, из кожи вывернется. Как и мой верный пес, коммерческий директор, – он тебя будет водить, как ребеночка за ручку. С глазу на глаз даст любые пояснения. Да и я, пожалуй что, навещу как-нибудь. Есть у меня гример, и бороду присобачит самую натуральную, и вообще внешность изменит. Сечешь? Любая нестыковка, любое неузнавание будут замотивированы железнейшим образом. Никто не удивится, ни одна живая душа. Тебя попросту будут жалеть. Бедный Павлик, увечный, ушибленный, с перевернутыми мозгами, жертва роковой аварии… Ну кому тут в голову придет подозревать? О том, что ты есть, мало кто и помнит. Слышали краем уха, что есть у меня брат за тридевять земель, но про то, что он близнец, никто и не знает. Не было у меня времени за эти десять лет родню вспоминать принародно, уж извини за откровенность. Вообще у