Когда я вернулась с занятия… обед через пятнадцать минут… машинально снова подбежала к зеркалу в номере. Посмотрела на себя и вдруг остановилась. Господи, какая я красивая. Каждый раз после занятий с детьми или взрослыми, когда мне удаётся погрузить их в поток творчества, любви и чистой радости, я как будто преображаюсь, становлюсь какой-то божественно красивой. И каждый раз сама этому поражаюсь. Что делает меня такой? Румянец, какой-то особенный блеск в глазах, который появляется после занятия, или моя внутренняя раскрытость в этот момент? Ох, но какая же я растрепанная! Надо попросить Машку меня причесать, пусть сделает мне какую-нибудь свою фирменную причёску, она у нас мастерица по этой части. Я выскочила из своего номера в… Александра. Он шёл к столовой, но голова его была повернута к моей двери. И снова он слегка покраснел, опустил глаза, поднял, снова опустил и снова поднял, и его лицо непроизвольно осветила улыбка.
Мы улыбнулись друг другу, на секунду он остановился:
– Доброе утро, – и только потом пошел дальше.
А я глядела ему в спину, зная, что он знает, что я смотрю. И только, когда он вошёл в столовую, я забежала в соседний номер, который моя подруга Маша делила с нашей тренером йоги, Сашкой.
– Маша, заплети меня, пожалуйста!
– Ага, – Маша или Дегтяша, как я её ласково звала, сокращая фамилию, вышла из душа в коротком белом полотенце. За те несколько дней, что мы здесь, она успела загореть чуть ли не до черноты, что очень шло её стройной и невысокой фигурке. Пока Маша сушилась феном, я осматривалась и кончиками пальцев охлаждала полыхающие щёки. Сразу видно, женское царство! Тумба заставлена тюбиками и флакончиками. Россыпь пачек ароматного крымского мыла. А стол у окна, ну надо же у них и стол есть, а у нас в номере ни черта, кроме двух рассохшихся шкафов и кроватей… так вот стол одуряюще благоухал зелено-розовым стогом чабреца.
– Кто это чабреца столько насобирал?
– Сашка вчера. Ты же знаешь эту историю, нет?
Дегтяша подошла ко мне, прохладная, пахнущая лавандой и чем-то прекрасным цитрусовым, на ходу закалывая шпилькой волосы. Усадила меня на кровать, быстро и ловко собрала и тут же снова разделила расческой мою копну на пробор. Я просто млею, как она это быстро и легко проделывает, а Маша уже плела мне две сложносочинённые косы, чтобы потом соединить их в одну, и язык её не умолкал ни на секундочку.
– Сашка вчера эту кучу насобирала за час с утра, а днем на гору пошла Юля, ну, которая из Москвы, мама двух дочек, тоже собирать. Я сижу, кофе с Сашей пью в столовой, и тут Юля заходит, такая довольная, улыбчивая. Я, говорит, столько чабреца насобирала, столько чабреца! А ты, говорит, Сашечка, много?
– Я так, маленечко.
– А я очень много!
И тут она берет и перед нами на стол с гордостью высыпает две крошечные горсточки травы. Мы как давай хохотать.
–Да уж куда москалям угнаться за сибиряками! – рассеянно смеюсь я.
Маша протягивает мне зеркало: «Готово!», потом достает тёмный бутылек, и оттуда этот дивный цитрусовый аромат.
– Участницы нашего лагеря подарили. Хочешь подушиться?
– Хочу!!! Какой божественный запах! Маша, благодарю, дорогая. Через пятнадцать минут на пляж!
Выхожу из номера, поправляю волосы, смеюсь. Я чувствую себя такой молодой и прекрасной! Я чувствую себя Женщиной. Именно так, не женщиной, а Женщиной. Каждый раз, когда я влюбляюсь, со мной происходит эта метаморфоза. Я как будто становлюсь самой Жизнью. Самим Потоком Жизни. Самим Творчеством. Самим Вдохновением! Я качаюсь вместе с детьми на качелях, гордо вскинув свою причёсанную голову. А вот и мама выходит в панаме, в носках в сандалиях. Маша помогает мне выкатить коляску с Ваней через порог калитки. Максим, Алиса и сын Маши, Тимоша, сразу же убегают в высокую траву на склоне, Ванька выгибается, тоже хочет вылезти из коляски, ревет.