.

Международная конкуренция в сфере образования – не единственный результат стремления получить лучшее образование. Конкуренция в образовательных учреждениях достигла высокого, а может, и слишком высокого градуса.

Несколько лет назад я участвовал в конференции в Стокгольме, на которой собрались крупные мыслители, чтобы обсудить проект «Тенденций 2025». Профессор Пекинского университета отвел меня в сторонку, чтобы поведать наедине, какая жесточайшая конкуренция и коррупция царят в лучших вузах Китая. Конкуренция была столь напряженной, что родители пытались подкупить или запугать профессоров, если те не ставили хороших оценок их детям. Хуже всего вели себя партийные. Чаще всего предлагали взятку. Бывало, даже угрожали физической расправой.

Позже в газете Washington Post вышло подтверждение обвинений, озвученных профессором. Была опубликована статья, в которой подробно рассматривались взятки за зачисление в лучшие вузы Пекина. Было описано, как китайские родители «осыпают учителей и администрации школ подарками, услугами и деньгами». Один из родителей даже купил вузу новый лифт, лишь бы его ребенка приняли{38}.

Жесткая конкуренция имеет далекоидущие психологические и социальные последствия. Иногда продвижение вверх по социальной лестнице и рост благосостояния вместо того, чтобы давать людям большую уверенность в завтрашнем дне, приводят к большей незащищенности. Истории людей – пожалуй, ярчайшие иллюстрации внутренней напряженности, которую создал внезапно открывшийся широчайший спектр новых возможностей. Многие могли бы стать сюжетом романа. Самую любимую мною – весьма печальную – я привез из Китая. Это история молодой талантливой китаянки, разрывавшейся между своими амбициями и благодарностью по отношению к родителям. Семья послала ее в Шанхай, огромный город с 23– миллионным населением на восточном побережье, в надежде, что та сможет получить образование. Когда мы с ней познакомились, она училась в престижном колледже и прекрасно понимала, что от нее ждут успеха.

Она серьезно подошла к делу, посещая весь набор занятий и лишь изредка улучая время повидать друзей. Она должна была стать двигателем для своей семьи, а никак не балластом. В Китае и других развивающихся странах перед людьми стоит задача построить обширный и процветающий средний класс, и она была маленькой частичкой этого большого плана. Свою новую жизнь она видела так: получить образование и вернуться в родную деревню, чтобы преподавать в школе.

Вот только родители ее планов не разделяли. Их семья владела небольшим магазинчиком, и им пришлось откладывать средства большую часть жизни, чтобы отправить дочь учиться. После колледжа она должна была остаться в городе и присылать деньги родне в деревню. Она им должна. Она их единственный ребенок и единственная надежда. Так что, обосновавшись в Шанхае, она должна начать искать себе мужа с хорошими карьерными перспективами. В конце концов она поступила так, как от нее ожидали родные, и начала искать себе в Шанхае мужа, хотя для нее это было психологической пыткой.

Мораль истории в том, что изменения редко происходят плавно. Даже в условиях роста благосостояния они бывают мучительны.

Есть еще вопрос политического мировоззрения, формирующегося в процессе перехода в средний класс. Сэмюел Хантингтон, покойный ученый из Гарварда, и другие теоретики из научных кругов говорили о «среднем классе, который рождается революционером, но в зрелости становится консерватором»{39}. Средние классы – защитники социального и политического порядка, но только если он служит их интересам. В наш век это значит, что государство должно обеспечить достойный уровень услуг. В беседах с бразильскими социологами отмечалось нарастающее недовольство населения, задолго до демонстраций 2013 г., поскольку средний класс не видел, что налоги, которые он платит, идут на улучшение государственных услуг, особенно в области здравоохранения и образования.