– Информация обо мне. В конце концов, я – ваш любимый мужчина, за которого вы выходите замуж.

Я открыла папку и просмотрела исписанные листы. Неплохо, даже очень неплохо.

– Здесь точно всё?

– Да. Вплоть до моих предпочтений в оттенках рассвета и шрамов на местах, скрытых одеждой от чужих глаз.

– Нет-нет, никаких мест, скрытых одеждой.

Он искренне изумился:

– Предпочитаете заниматься любовью, не раздеваясь?

– Никакой любви до печати, поставленной на брачном контракте. Я, знаете ли, девушка строгих правил.

Алон оторопел от такого поворота.

А вот цук тебе, золотой наследник, а не все радости жизни!

– То есть, Марджари?

Я невинно захлопала ресницами.

– Я должна удостовериться в серьёзности ваших намерений, прежде чем отдать всё то, что берегу для любимого и единственного.

– И что, таки бережёте?

– Алон, не будьте занудой.

Он чуть нахмурился, откинул светлую чёлку, а потом расхохотался.

– Марджари, вы не представляете, насколько я доволен своим выбором.

– Я за вас рада, – честно ответила. – Люблю, когда людям хорошо.

– Завтра в десять я за вами заеду.

– Отлично, я надену свой лучший наряд.

– Только прошу, не переусердствуйте.

– Постараюсь.

Неожиданно Алон оказался возле меня, практически вжал в стену и прижался к губам, целуя так, что ноги чуть не подкосились.

– Завтра, в десять, – шепнул он.

И исчез через несколько минут, словно никогда и не было.

Некоторое время я стояла и просто пыталась прийти в себя. Нет! Ну, какой нахал! И, главное, как быстро! При этом не сказать, что мне не понравилось. Но, учитывая, специфику нашего договора, целоваться не стоило.

Я недобро прищурилась и уже вскинула руку, чтобы захлопнуть дверь при помощи бытовых чар, как в проём заглянул Бай-дзэ. Он осмотрел гору коробок, перевёл задумчивый взгляд на меня, потом – снова на коробки.

– Даже не спрашивай, – мрачно сказала я. – И нет, погромы не планируются. Я буду хорошей девочкой, обещаю.

Бай-дзэ покачал головой.

–Очень на это надеюсь. Второй этаж только отремонтировали, завтра будем белить первый. Сама понимаешь, разрушения нам ни к чему. Но если всё плохо, и нужна помощь, просто скажи. Я вызову знакомых ёкаев, с которыми мы вечером любим пропустить стаканчик-другой, и они оперативно решат вопрос лишнего ухажёра.

– Лишнего? – переспросила я, решив, что ослышалась.

Бай-дзэ пожал тем, что заменяло ему плечи.

– А, думаешь, ещё пригодится? Тогда, конечно, повременим. Но всё же держи на примете. Ребята всегда готовы помочь.

Я тепло улыбнулась, прижав папку к груди.

– Бай-дзэ, ты – само очарование.

Консьерж засмущался и махнул когтистой лапой, которой запросто мог перешибить позвоночник человека.

– Всегда пожалуйста, прекрасная ши-хотори.

***

Я смотрела на себя в зеркало.

Зеркало смотрело на меня.

–- Сегодня что-то не очень, детка, – наконец-то цокнуло оно, и по гладкой поверхности пошла рябь. А потом заплясали разноцветные искры, вырисовывая причудливые фигурки.

– Хамишь, парниша, – предупредила я. – Тебя не за этим сюда принесли.

– А зачем? – тут же поинтересовалось зеркало.

Я закатила глаза и сложила руки на груди. Нет, оно, конечно, понятно, что с утра мало кто выглядит как богиня секса и счастья, но… Можно хотя бы об этом говорить как-то помягче?

До сих пор не знаю, кто тогда дёрнул меня зайти в лавку антиквара, отрыть там изрядно поцарапанное зеркало, отвалить кучу денег, потому что «оно миленькое» и утащить в дом.

Потом оказалось, что зеркало под завязку наполнено чжу и имеет собственного духа. Дух представился как Кагами, сообщил, что голоден и сиськи у меня ничего.