– Нам надо забрать ребенка.

Куда забрать? Зачем? Где мама? Машенька ничего не понимала. Пусть они подождут, мама скоро придет с работы.

Вопрос озвучила тетя Света:

– В смысле? А где Лиза? Ну… мать Машкина.

– Бросила она, похоже, девочку.

И тут сердце Машеньки как будто просверлили ненавистной бормашиной. Стало больно. Она не думала, что слова могут причинять боль, не понимала, как это происходит. Только вчера она плакала, слушая песенку мамонтенка в мультфильме, она жалела маленького, потерянного на льдине, чувствуя легкие уколы в области груди. А сейчас там все разрывалось, обливалось чем-то едким. Слезы мочили светлую мишкину шубку и впитывались в поролон внутри. Ни одна игрушка на свете не впитывала в себя столько детских слез, как этот мишка, пока его через несколько лет не отправили на помойку.

– Где моя мама? – с вызовом спросила Машенька, после того как встала на цыпочки, повернула ключ в замке и распахнула дверь.

Тетя Света прижала руку к бюсту, суровый дядя в форме и то подобрел, а низенькая женщина всплеснула руками:

– Как можно было бросить такого ангелочка?

Машенька хотела закричать, что никто ее не бросал, что мама вот-вот вернется, но слова смешались с рыданиями.

Все взрослые смотрели на нее так, как вчера она сама смотрела на мамонтенка. В ее феноменальной памяти тут же всплыли слова:

«Пусть мама услышит,

Пусть мама придёт,

Пусть мама меня непременно найдёт!

Ведь так не бывает на свете,

Чтоб были потеряны дети».

Да только она не потеряна – она брошена.

– Тетя Света, а у вас зеленка есть? – спросила она у соседки сквозь слезы.

Та машинально кивнула, а потом встрепенулась:

– А зачем тебе? Поранилась? – осмотрела девочку с ног до головы.

– Да. Я ее выпью, чтобы сердце залечить, а то здесь болит, – стукнула Машенька себя кулачком в грудь и тихонько, шмыгнув покрасневшим носом, добавила: – Так с коленками мама делала…

Тетя Света тоже расплакалась и начала причитать:

– Бедная девочка, бедная девочка…

Только от этой боли лекарства не было. Для взрослых временным обезволивающим был алкоголь, но он не лечил. А что делать маленьким деткам? Забывать… Но это невозможно для ребенка с фотографической памятью.

Тогда Машенька и узнала, что такое настоящая боль. Это когда ранят в самое сердце.

8. Глава 6 Вадим

Она улыбается на мои слова о том, что я все равно узнаю, что она скрывает, а я, идиот, смотрю на ее губы. Не могу выбросить из башки нашу вчерашнюю стычку в коридоре. Да и чего таить, всю ночь не мог. Трахал девчонку, а думал о своей мачехе. Нормально, блин? Ни черта не нормально! Чувствую себя гребаным извращенцем.

Отвожу взгляд, мысленно матеря и себя, и ее. Лиза не говорит о вчерашнем, ведет себя как ни в чем не бывало. Но кто знает, что у нее в голове. Расскажет отцу или нет? Может, уже рассказала?

Черт! Я даже не знаю, чего от нее ожидать. Не женщина, а большая загадка. Смотрю, как она снова закуривает, и вдруг спрашиваю:

– Какие планы на сегодня?

Лиза поворачивает голову и, окинув меня удивленным взглядом, отвечает:

– Хочу в город съездить. А что?

– Ничего, – пожимаю плечами. – Я тоже собирался. Можем поехать вместе.

– Будешь цеплять очередную шалашовку? Тогда лучше нам поехать врозь.

– Ого, – удивляюсь я. – Какие слова от интеллигентной и милой мадам. И вообще, – понизив голос, добавляю, – такое впечатление, что ты ревнуешь.

– Вот еще, – фыркает Лиза. – Ты льстишь себе, мальчик.

Она собирается подняться с кресла, но я оказываюсь рядом с ней раньше. Ставлю руки на подлокотники, наклоняюсь. Лиза смотрит с непониманием, но держится. И хоть она сейчас в моем капкане, не выглядит загнанной или забитой в угол.