Марат злится еще больше.

— Никогда не трогай Таю! Понял? — упирается ладонью мне в плечо, прижимая к земле и без предупреждения заряжает кулаком прямо в нос.

— Эй! — продолжаю смеяться, размазывая кровь по лицу пальцами. Их же и сжимаю в кулак. Приходится поднапрячься, чтобы скинуть его с себя. Но прежде пробить прямо в солнечное сплетение.

Марат не успевает закрыться, горбится и падает на спину. Откатываюсь чуть в сторону. Вытираю кровь, что хлещет из носа. Трогаю хрящ. Не сломал, уже супер.

— Козел ты, Маратик, — выплевываю кровь.

— Ты не лучше.

Брат упирается в пол ладонями и медленно поднимается на ноги.

— Не лезь к Майе. И не трогай мою Таю, никогда.

— Без проблем. Мне твоя Тая как… — замолкаю. — Ну ты понял.

— Вы на нее поспорили?

— Нужна нам твоя Тая.

— Я про Панкратову, Арс.

36. 36

— С чего ты взял?

Складываю руки на груди. Мы уже перебрались в раздевалку. Писк мобильника, оповещающий о сообщении, проносится в моем сознании фоном, но Марат реагирует. Берет смартфон. Читает. Хмурится. Поднимает взгляд.

— Поэтому, — разворачивает телефон экраном ко мне.

Там сообщение от Панкратовой.

Майя: «Я же говорила, что цветы были от Арса. Ты был не прав, когда сказал, что он неспособен на извинения».

— Я хорошо тебя знаю. Отстань от нее. Она и так решила, что у тебя есть совесть, как бы я ни разубеждал ее в обратном. Но мы оба прекрасно знаем, что ты на такое неспособен!

А вот эта информация, на удивление, растаскивает по телу чувство удовлетворения. Я верно ее просчитал. Абсолютно верно.

— Зачем ты ей соврал? Зачем, если вы не спорили?

— Она со своими предположениями выглядела глупо, — пожимаю плечами. Говорю явно быстрее, чем успеваю подумать. А ведь раньше мне никогда не приходилось врать Марату. Сейчас же ловлю себя на мысли, что сперва я должен все же думать, прежде чем открывать рот.

Марат прищуривается, а потом расплывается в дебильной улыбке.

— Ты ей подыграл? — лыбится еще шире. — Арс?!

— Не твое дело, — отворачиваюсь и снимаю футболку.

— Погоди… То есть она озвучила тебе, что цветы прислал ты, да? Она в это верила, ты это видел и все подтвердил, чтобы она не выглядела глупо, правильно?

Марат прилипает спиной к шкафчикам, оказываясь сбоку от меня.

— Тебе в сценаристы надо, — засовываю грязные шмотки в сумку.

— Не, не, не… Это интересно. Очень. Арс, с чего такая забота?

— Отвали, — беру полотенце и иду в душ. Марат двигает следом.

Передергивает. Чего он ко мне прикопался? Подыграл и подыграл. Какая, на фиг, разница-то? Луна после этого под ноги не упала.

— Если бы это был спор, Кудяков бы уже давно растрепал все в чате. Получается, — снова лыбится, — она тебе нравится, и ты решил…

— Я ничего не решил. Отвали от меня, — взрываюсь, отталкивая Марата, бросаю полотенце на пол и, круто развернувшись на пятках, возвращаюсь в раздевалку. Хватаю свои шмотки, быстро натягивая все на себя.

Бесит. Все это дико бесит.

— Да погоди, я же…

— На фиг иди, — беру сумку и вылетаю за дверь. Сбегаю по ступеням, игнорируя лифт.

Влад ждет на парковке, но я вызываю такси. Машина приезжает за пять минут. Запрыгиваю назад и, сунув в уши наушники, закрываю глаза, откидываясь затылком на подголовник.

Понравилась? Мне? Панкратова?

Самое тупое, что я слышал за свою жизнь.

— Я ее просто пожалел, — бормочу себе под нос.

Да. Я это сделал, чтобы она не выглядела жалкой. Особенно после своей королевской проходки на тусовке. Пусть ее хрупкий мир остается целым. Вот и все. Вот, блин, и все.

Это ничего не значит. Ничего, кроме жалости…

Смотрю на свои подрагивающие пальцы и сжимаю их в кулак. Какого черта вообще?