– Лучше не рисковать.

– В этом твоя проблема, Барби. Классная ты девчонка, только скучная.

– Вот спасибо.

– Ты ж знаешь, я не со зла. – Эми нагнулась, просунув голову в открытое окно со стороны пассажира. – Просто нельзя постоянно держать себя в рамках, иногда можно позволить себе чуточку лишнего. Парня бы тебе, больного на всю голову, чтобы растормошил тебя.

– Еще раз спасибо, добрая женщина, – фыркнула Барбара. Злиться на Эми было невозможно. – Иди уже спи! Спокойных снов!

Она убедилась, что подруга благополучно поднялась по ступенькам и вошла в дом, и тронулась с места.

Дорога тянулась вдоль частного сектора, встречных машин в этот час не попадалось, и на Барбару нахлынуло неожиданное бесконтрольное чувство полного одиночества. Она подумала о том, что вся родня, все друзья ее остались в Чикаго, и хотя до Милуоки всего-то часа два пути, а то и полтора, если без пробок – за все это время никто не сподобился навестить ее. С семьей понятно, отец высказывает свое «фи», и домочадцы подчиняются, а вот подруги, с которыми связано столько воспоминаний, столько детских и подростковых клятв – «лучшийдругнавеки», – они-то куда пропали? Чем взрослее становишься, тем больше истин тебе открывается. И одна из самых главных – о тебе помнят, пока ты рядом и можешь быть чем-то полезен. С глаз долой – из сердца вон.

Накатило все разом. И утренний звонок отца, и скандал в спортзале, и отказ издательства. А ведь день обещал был таким чудесным!

За окном потянулся темный частокол из деревьев – таких по-кинематографически мрачных, что хотелось нырнуть в их засасывающую черную густоту и позволить монстру (в таких местах непременно водятся монстры) уничтожить тебя вместе со всеми твоими сомнениями, со всем твоим одиночеством.

Она подумала, что, если начнет когда-нибудь работать над новым романом, обязательно вставит туда эту дорогу, сжатую тисками лесополосы. Она отвлеклась на несколько секунд, разглядывая корявые силуэты сосен, – на каких-то несколько секунд, – и когда ее взгляд снова вернулся к дороге, что-то тяжелое врезалось в передний бампер. Барбару резко бросило в кресле, но ремень безопасности удержал ее, больно вонзившись в ребра; передние колеса подскочили, словно на кочке, затем задние, и машина по инерции проехала еще несколько метров после того, как водитель ударил по тормозам.

– Господи, пусть это будет олень…

Дрожащими пальцами она расстегнула ремень безопасности и подняла глаза в зеркало заднего вида. Это был не олень.

Долго не получалось открыть дверцу – она дергала и дергала ручку, пока не поняла, что заблокировала замки. Она буквально вывалилась из салона и ее едва не стошнило при одном взгляде на асфальт.

Человек лежал лицом вниз, и черная в сумерках кровавая лужа растекалась под ним.

Барбара бросилась к нему, схватила безвольную руку, лихорадочно нащупывая пульс.

– Ну же, черт тебя возьми! Бейся! Пожалуйста, бейся!

Пульс не прощупывался.

Барбара хлопнула себя по карманам пиджака, телефон остался в машине. Она побежала к автомобилю, взяла мобильный, начала набирать «911», но тут же сбросила.

Необычное, невнятное предчувствие заставило ее вернуться к телу. Несколько секунд она стояла, глядя на распростертого у ее ног мужчину, затем медленно опустилась на корточки, схватила его за плечи и перевернула лицом вверх.

Если ей и казалось мгновение назад, что хуже ничего быть не может, то сейчас она поняла, как заблуждалась. Еще как может.

Она узнала сбитого ею мужчину. Это был Стенли-мать-его-Уорхол.

Сегодня днем они в пух и прах разругались на глазах множества свидетелей, а несколькими часами спустя она переезжает его на своей тачке. Барбара истерически рассмеялась – и так испугалась своей реакции, что рассмеялась пуще прежнего, задыхаясь от ужаса…