А утром мы, не сговариваясь, быстро позавтракали. Правда, спасибо старенькой соседке Кузьминых, она заботливо в начале восьмого принесла нам яйца и молоко, объяснив, что на все это заработал Артем. Он частенько помогал ей мыть пол и выносить мусор. Я только покачала головой, лишний раз отмечая, что все слова Тамары были пшиком.

Мы с Тимохой не говорили больше об отце, только ждали момента, когда сможем его увидеть. Каждый думал о чем-то своем, сканируя взглядом дверь палаты. Я старалась держать себя в руках, но то и дело прикусывала губу, впиваясь ногтями в ладони. И когда позволили войти - застыла на месте. Мне было страшно, я до дрожи в коленях хотела убедиться, что с Артемом все в порядке и в то же время боялась взглянуть в его глаза.

- Здравствуйте, - не узнала я собственный голос. До того он показался писклявым, чужим.

Артем поднял на меня взгляд, а в моей груди все завибрировало. Я втягивала носом воздух, боясь, что сорвусь: разревусь, как дурочка, или брошусь к нему на шею.

Тимка прижимался к руке отца щекой, поглаживая пальцы. Я видела, что костяшки сбиты, что на скуле красуется огромный синяк, голова перевязана, да и в целом Кузьмин выглядел паршиво. Но главное – он был жив. Улыбнувшись, все-таки подошла к нему и тоже протянула руку. Коснулась плеча, глядя Артему в глаза. Не нужны были слова, по крайней мере, сейчас. Мы понимали, что, наверное, эта своеобразная черта – наши исходники. И просто не будет никому, но… На мгновение я прикрыла глаза, прислушиваясь к своему сердцу. Кажется, когда-то оно треснуло пополам, разделяя мою жизнь на «до» и «после», и вот это «после» настало именно сегодня.

11. Глава 10. Артём

Обнаженные ветви деревьев царапали стекло. В тусклом свете, что просачивался из пустого больничного коридора, тени казались устрашающими. Они создавали картины на стенах палаты, расчерчивая кривыми линиями пространство.

Я попытался повернуться на бок, но боль пронзила тело, словно его проткнули тысячи спиц. В который раз мне приходилось прикусывать губу, чтобы не застонать от бессилия. Мерзкие ощущения, когда даже пошевелиться не можешь, нервировали, но ничего другого не оставалось, как сдаться. Я вглядывался в потолок и медленно сходил с ума. Наверное, стоило радоваться тому, что остался жив, но чувствовать себя немощным перед обстоятельствами было тождественно понятию «слабак».

Я сам-то не смог защитить себя, а чего уж говорить о ком-то ином. А если бы что-то угрожало Тимохе или Оле, чтобы я сделал тогда? Снова бросил в отморозков костылем?! Бред! Я почти готов был сдаться, мысленно отпуская все чувства на волю, но они… Черт возьми, они, будто бы воздушный змей в отсутствие ветра, никак не желали улетать.

Кто-то прошел по коридору, за окном послышалась сирена реанимобиля, а я прикрыл веки. Ждал утра. Знал в глубине души, что оно многое изменит, только вот в какую сторону еще не осознавал.

И когда рассвело, когда увидел сына и Олю, едва не задохнулся от эмоций. Плакать хотелось, словно на меня неземное счастье обрушилось. Обнять их попытался, но едва рукой пошевелил, видимо, не стоило геройствовать, и надо было соглашаться на обезболивающее. Тимка обнимал меня, устраивая голову на груди, а она – женщина, которая жила в моей голове, смотрела таким взглядом, что у меня все узлом сворачивалось внутри. Больше всего я хотел почувствовать их тепло, прижать к своему телу, раствориться в них двоих.

- Как ты, Артем? - спросила тихо Оля, касаясь робко пальцами моей руки.

- Не в лучшей форме, - медленно произнес я, стараясь, чтобы голос хотя бы звучал бодро. А вышло так, будто на смертном одре нахожусь. Голос чужим показался, скрипучим, как петли калитки на заборе сада.