Теперь же, как и всегда, когда помощь требовалась западным союзникам, все было наоборот. Бесспорно, спасая союзника, русские спасали и себя. Но вот потребовать от союзника аналогичных действий также было бы неплохо. Как и всегда, русские сразу же откликнулись на просьбы союзника: 7 февраля немцы начали наступление на Верден, а уже 5 марта русские предприняли наступление на озере Нарочь.

Тенденцию русской зависимости от англо-французов отметили и враги в лице Э. фон Фалькенгайна: «Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под давлением их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные войска вести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы. Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в это время года…» Можно добавить к этому, что «ответственные начальники» в лице генералов А. Н. Куропаткина и А. Е. Эверта как раз очень охотно поддержали вынужденное под давлением союзников решение Ставки о производстве Нарочской наступательной операции.

В течение десяти дней, 10–15 марта, русские армии Северного и Западного фронтов безуспешно пытались штурмовать германские позиции. Неподготовленная к наступлению местность, фактическое отсутствие артиллерийской поддержки, вообще недостаток времени для организации удара привели к тому, что операция захлебнулась в крови. Русские потеряли до 90 тыс. чел., в том числе 20 тыс. – убитыми. Армии Северного фронта – около 60 тыс. 10-я германская армия потеряла в 9 раз меньше.

Эти сто пятьдесят тысяч убитых и раненых – жертва русских для облегчения положения своих союзников под Верденом, в 1915 г. не пошевеливших и пальцем в наиболее тяжелые для русских войск летние месяцы Великого отступления. Действительно, немцы приостановили свой натиск на Верден на целых две недели, что позволило французам перегруппировать свои силы, а также подтянуть резервы и технику. А. А. Керсновский отметил: «Двести тысяч русских офицеров и солдат окровавленными лоскутьями повисли на германской проволоке, но сберегли кровь тысячам французов. К апрелю 1916 г. за Верден легло в полтора раза больше русских, чем французов»[2].

О. Р. Айрапетов справедливо отмечает, что стремление идти навстречу союзникам в стратегических вопросах с каждым разом все более и более превращало Восточный фронт во второстепенный: «Нарочское наступление – результат ошибочного завышения приоритета союзнического долга, неправильного выбора направления главного удара, сделанного под давлением Франции и Великобритании, технической неподготовленности к операции такого масштаба. Ответственность за это можно равномерно распределить на императора, начальника штаба его Ставки и Военного министра. Кроме того, эта операция показала несостоятельность в новых условиях весьма распространенной в русской армии теории превосходства духа над техникой»[3]. Отсутствие самостоятельной стратегии – это всегда «избыточная» и напрасная кровь десятков, если не сотен, тысяч солдат и офицеров.

Неудача мартовского наступления на озере Нарочь, выявившая массу недостатков в подготовке войск и боевой технике, тяжело повлияла на сознание солдат и офицеров, лишний раз давая доказательства того, сколь трудно бороться с немцами. Борьба с могучим противником – только для сильных духом, привыкших умирать, но не покоряться неизбежности. Действенным выходом из создавшейся ситуации объективной невозможности осуществить прорыв неприятельского укрепленного фронта и затем развить успех на десятки и сотни километров в глубину мог стать перенос главного удара на Восточном фронте в кампании 1916 г. против австрийцев. По качеству своей боевой подготовки, силе духа солдат и офицеров, вооружению русские неизменно превосходили австрийскую сторону. И, главное, ни русские военачальники, ни русские солдаты не боялись австрийцев вообще: психология также оказывалась на стороне русских.