Как видим, Юго-Западный фронт получал не только важную, но и в какой-то мере организующую задачу, так как от его действий в немалой степени зависело планирование прорыва на Западном фронте. Брусилов добился своего, поддержав Алексеева в активности Восточного фронта в предстоящей летней кампании. Тем не менее «Ставка и командование фронтом, организуя прорыв, не разработали четко выраженной идеи операции, не планировали ее по глубине и оперативно не увязывали действий фронтов и армий… Все внимание русского командования направлялось на разрешение тактических вопросов без учета средств и способов превращения тактического успеха в оперативный»[32].

Получив утверждение на самом высоком уровне – в Ставке Верховного командования, – подготовка наступления логично переносилась на прочие этажи военной машины действующей армии. Уже 5 апреля, всего лишь через четыре дня после получения карт-бланша на прорыв, А. А. Брусилов провел в Волочиске совещание с начальниками входящих в состав Юго-Западного фронта армий, то есть непосредственно со своими подчиненными. Генерал Брусилов должен был довести до сведения своих командармов результаты совещания в Ставке, решения этого совещания, и совместными усилиями разработать ту схему действий армий Юго-Западного фронта в предстоящем наступлении, что послужит костяком при составлении фронтовой наступательной операции.

И тут, как четырьмя днями ранее в Ставке, на более низком уровне, А. А. Брусилов вновь столкнулся с неверием высших командиров в собственные силы. Из четырех командармов целых два (половина!) – командарм-8 А. М. Каледин и командарм-7 Д. Г. Щербачев – объявили, что рассчитывать на успех вряд ли стоит надеяться. Командарм-11 В. В. Сахаров пассивно соглашался с точкой зрения главкоюза, и лишь заместитель командарма-9 С. А. Крылов (сам командарм П. А. Лечицкий был болен) от имени своего начальника выразил полное согласие на наступление с решительными целями.

Положение Брусилова оказалось очень и очень непростым: вновь пришлось прибегнуть к убеждениям, а то и угрозам. Когда Щербачев уже согласился, Каледин по-прежнему продолжал сомневаться в успехе. И тогда главкоюз просто пригрозил А. М. Каледину сменой или передачей главного удара в другую армию (с самого начала подразумевалось, что главный удар будет поручен 8-й армии, как стоявшей на стыке с армиями Западного фронта, наносившего главный удар вообще, то есть чтобы способствовать усилиям фронта генерала Эверта). Ни быть отстраненным, ни отказаться от главного удара честолюбивый Каледин не согласился, и, значит, Брусилов сумел-таки склонить своих подчиненных к производству наступления. После этого главкоюз безусловно заявил, что сам приказ о необходимости и неизбежности наступления обсуждению не подлежит, а потому требования к войскам будут самые решительные.

Проведя совещание с командармами по поводу решений Ставки относительно плана предстоящей кампании, А. А. Брусилов приступил к непосредственной подготовке наступления своего фронта. Главкоюз, прежде всего, исходил из поставленной перед вверенными ему войсками задачи – нанести поражение противостоящему противнику и развитием успеха попытаться отвлечь на себя часть неприятельских резервов. Эта задача, в первую голову, должна была решаться за счет тактики. А именно – прорыв фронта врага на ряде участков, дабы втянуть в сражение на уничтожение большую часть противостоящих войсковых единиц австрийцев.

Именно прорыв укрепленного фронта австро-венгров ставился в качестве приоритетной задачи. Предполагалось, что развитие достигнутого успеха в глубину будет производиться совместно с армиями Западного фронта, наносящими главный удар, и, значит, при непосредственном руководстве со стороны Ставки Верховного командования. Сознавая, что даже первая задача – прорыв – есть дело весьма трудное, что подтверждали неудачи 7-й и 9-й армий на Стрыпе и 2-й и 10-й армий на Нарочи, А. А. Брусилов полностью сосредоточился на тактической составляющей операции своего фронта. Тем более, что именно это наиболее соответствовало поставленной задаче.