Этой переменой император Николай II, занимавший пост Верховного главнокомандующего, подчеркивал, что желает добиться победы в предстоящей кампании: военная несостоятельность Н. И. Иванова стала вполне ясной, как только его начальник штаба М. В. Алексеев отправился руководить армиями Северо-Западного фронта весной 1915 г. Деятельность генерала Иванова во время Великого отступления, его панические настроения, усугублявшиеся с каждым новым поражением, неумение организовать армейскую операцию 7-й армии зимой 1915/16 г., отказ от наступления в кампании 1916 г. окончательно склонили Николая II к мысли о необходимости перемены главкоюза.

Тем не менее к мнению бывшего главкоюза продолжали прислушиваться. Н. И. Иванов почему-то был твердо убежден в непригодности войск Юго-Западного фронта к наступлению и способными лишь к обороне. Это мнение было тем более странным, что нажим австро-германцев осенью 1915 г. производился в основном на войска Северного и Западного фронтов. К тому же передышка зимы 1915/16 г. давала повод к оптимизму. Быть может, на мнение старого генерала повлияло сравнительно неудачное наступление войск 7-й и 9-й армий на реке Стрыпа в декабре 1915 г.?

Однако положение дел обстояло вовсе не так плохо, и на Юго-Западном фронте это превосходно знали. Так что новый главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилов, гораздо лучше Иванова знавший реальное положение дел, держался совершенно противоположного мнения. На первом же свидании с Верховным главнокомандующим в своей новой должности, в конце марта в Каменец-Подольске, где располагался штаб Юго-Западного фронта, новый главкоюз в почти категорическом тоне потребовал от императора предоставления инициативы действий и постановки наступательных задач. Этот подход как нельзя лучше соответствовал межсоюзным договоренностям и твердому решению М. В. Алексеева о широкомасштабном наступлении русских армий Восточного фронта в 1916 г.

План действий армий Восточного фронта на кампанию 1916 г., безусловно, мог быть только наступательным. После провала германской идеи вывода Российской империи из войны в 1915 г. резервы врага перебрасывались на Запад. В феврале немцы бросились на Верден, начиная ту бессмысленную операцию, что получит наименование «Верденской мясорубки». Становилось ясно, что на востоке в 1916 г. австро-германцы ограничатся стратегической обороной. Так что единственно верный план действий – только безоговорочное наступление.

Помимо стратегии существовал и фактор престижа: русские войска оправились от поражений 1915 г., и теперь надо было рассчитаться с врагом за понесенное унижение предшествующей кампании. В действующую армию шли пополнения, техника, боеприпасы. В письме супруге от 9 февраля командарм-8 А. А. Брусилов писал: «Теперь у нас есть решительно все, что нужно: полные ряды и много запаса людей, винтовок вдоволь и сколько угодно снарядов и патронов. Войска притом хорошо за зиму обучились. Офицеров и унтер-офицеров также довольно. Одним словом, армия в таком порядке, в каком никогда не была с начала кампании»[18]. Помимо прочего, страна уже начинала уставать от войны, а потому требовалось если и не закончить войну в 1916 г., то, как минимум, получить крупную победу, дабы обеспечить внутриполитические активы монархического строя в годину тяжелых испытаний.

Также пассивное ожидание вполне могло привести к новому удару немцев на каком-либо участке фронта, что в корне разрушало наступательные планы русской Ставки. И, соответственно, наоборот – русское наступление, даже в том случае, если глубокого прорыва неприятельского фронта и не получится, логически приводило к срыву наступательных планов противника, перехватывало инициативу действий и не позволяло немцам маневрировать своими резервами между Французским и Русским фронтами.