– Так точно! Профессор! Начальник санаторно-лечебного управления Леноблисполкома.

– Ох, ёшкин кот! – не выдержал священник. – Братец мой – и такая величина!

– Потом я перевёлся на Украину, в один из институтов педиатрии, но ещё два раза бывал на том курорте.

– А язва ваша как?

– Язва прошла! Наливайте, батюшка, картошечка-то уже готова!

10

– А вы знаете, я воевал в этих местах, – в очередной раз наполняя стопочки, подтвердил догадку Павла Алексеевича святой отец. (Впрочем, на этот раз выдающаяся проницательность разведчика оказалась ни при чём – просто Казанцев ещё в Москве от «а» до «я» изучил жизненный путь своего нынешнего сотрапезника, которого Апфельбаум, то есть Яблоков, предложил использовать вслепую, сыграв на его родственных чувствах. О том, что Федьку Новгородцева расстреляли ещё в 1937 году, распространяться Израиль Эдуардович, естественно, не рекомендовал.) – Когда в России вспыхнул пожар, все мои друзья ушли на Дон. Рубили красных с утра до ночи; те, как водится, отвечали взаимностью… Слава богу, мне в этом безобразии участия принимать не довелось. До сих пор благодарю Господа, что вовремя надоумил, отвёл уже занесённую над братом руку! Сначала просто прислуживал в церкви, а после 1920-го был рукоположен на сан. Теперь вот содержу приход, имею благодарную паству из всех окрестных сёл… А вы на чьей стороне тогда воевали?

Этот неожиданный вопрос чуть не выбил Казанцева из колеи. Ответить на него честно – означало раскрыть свои планы, чего он делать не собирался, а врать почему-то не хотелось…

– Я врач, – наконец промямлил Павел после довольно длительного раздумья, связанного с переосмыслением своей легенды. – В Великую войну был мобилизован. Получил звание, служил в одном из госпиталей. Но чем может помочь раненым детский доктор? Резать руки-ноги меня не учили! Поэтому в шестнадцатом меня отправили в отставку. Работал, как я уже говорил, в Москве, а в тридцать пятом перевёлся в Киев – новоназначенную столицу советской Украины[33].

– К нам надолго?

– Нет. Вот только поставлю на учёт всю малышню в деревне – сразу и вернусь в свой институт.

– А что же вам в помощь никого не определили?

– Да была у меня сестра. Была. Но неожиданно заболела и слегла.

– Что это вы вдруг рифмами заговорили?

– Да так… Балуюсь иногда стихами!

– Я тоже.

– Заметно.

– А где она сейчас? – проигнорировав реплику собеседника, недоверчиво покосился бдительный служитель культа.

– Осталась в Ковеле, – спокойно разъяснил ситуацию гость. – Однако там не оказалось нужных специалистов, и её должны были отправить в Луцк. Но сделали это или нет – мне не известно.

– Понятно… Ну, давайте по заключительной – и спать! Мне вставать ни свет ни заря.

– Мне тоже, – согласился Казанцев. – Пойду в лес за зеленушками. Мы ведь договорились, не правда ли?

– Ну, да… Похоже на то!

11

На следующий день, согласно церковному календарю, приходился какой-то православный праздник. Отец Серафим встал рано и принялся готовиться к утренней службе.

Павел поднялся вместе с ним.

– Доброе утро, батюшка!

– Доброе… Как спалось?

– Отлично.

– Похмелиться не желаете-с?

– Нет. Не злоупотребляю – поэтому не мучусь.

– Похвально! И куда вы в такую рань?

– По грибы… Забыли наш вчерашний уговор?

– Ах, да, точно… Не заблудитесь?

– Никак нет. Вы только скажите, куда идти.

– Значит, так… Сначала – на центральную площадь. Там будет развилка. Одна дорога ведёт направо…

– По ней я приехал.

– А две другие – в противоположную сторону.

– Мне по какой?

– По левой. И вперёд, никуда не сворачивая версты три-четыре… С радостью составил бы вам компанию, но не могу – служба.