Сосновский усмехнулся и промолчал. Они шли к берегу, и до скалы, возле которой планировали остановиться на отдых, оставалось меньше часа. Михаил шел первым, продираясь напрямик через кустарник, и вдруг он остановился, подняв предупреждающе руку. Шелестов подумал, что напарник увидел змею или мину. И сразу остановился, заглядывая через плечо Сосновского вперед.

Это был не просто кусок белой тряпки. Когда-то белой. Когда Сосновский поднял ее и расправил, то сразу стало понятно, что это матросская шапочка. Такие головные уборы с отворотами вверх носили американские военные моряки. И, судя по всему, на ткани когда-то имелись следы засохшей крови. Теперь от дождей она почти вся смылась, но все же понятно, что это была кровь. И как раз около дырочки, которая очень похожа на пулевое отверстие.

– Ну, – спросил Сосновский Максима, – теперь остров не выглядит таким уж необитаемым? Здесь ступала нога человека. И человека вооруженного. И он стрелял в другого человека.

– Да, здесь можно встретить как американцев, так и, я думаю, японцев. – Шелестов посмотрел вперед, прикрыв глаза от солнца рукой. – Пошли, и давай-ка внимательнее смотреть по сторонам. Торчать на этом острове мне по-прежнему не хочется, но и встреча с людьми как-то не кажется мне уже такой желанной.

Они прошли еще около двух километров, спустились ниже к берегу. Пока Сосновский собирал дрова для костра, Шелестов по камням отошел подальше от берега и принялся ловить рыбу с помощью снастей из аварийного набора для выживания. За час он поймал четыре приличные рыбины вполне съедобного вида. Вытащив и сняв с крючка, он бросал каждую на берег Михаилу, который их тут же потрошил, промывал в морской воде и насаживал на шесты вокруг костра.

Когда Шелестов выбрался на берег, сматывая леску, то застал Михаила сидевшим возле костра. Сосновский с интересом рассматривал какую-то бумажку.

– Что это? – Шелестов присел рядом.

– Иероглифы, – протянул обрывок плотной бумаги Сосновский. – Мне кажется, это кусок упаковки. От чего, не знаю. Может, от продуктового пакета, а может, от медицинского. А вот эта часть оборванного рисунка – японский флаг. Точнее, часть от него. Похоже?

– Похоже, – повертев бумажку, согласился Шелестов. – И эта упаковка валяется тут не год и не два. Если она и видела дождь, то, может, всего один. И на солнце не поблекла еще, и от дождей не размокла, не потемнела. Тихо!

Шелестов вскочил на ноги, и Сосновский поспешно тоже встал рядом, прислушиваясь. Рокот мотора доносился откуда-то издалека. Но звук исходил не с острова. Совершенно точно, что со стороны моря. Через несколько минут можно было разглядеть удаляющийся катер или небольшое судно. Оно появилось далеко из-за мыса и исчезло в юго-западном направлении. Различить очертания, даже определить размеры судна было трудно. Но совершенно точно оно ушло с этого острова. Значит, там, на юго-западе острова что-то есть. Возможно, что и люди. И, скорее всего, враги.

– Дурацкая ситуация, – проворчал Шелестов. – Встреть мы сейчас врага или местного жителя, а пользы от этого никакой. Не допросишь, сведений не получишь. Японцы, полинезийцы! Хоть бы завалящего немца найти, американца, на худой конец. По-английски я несколько слов знаю.

– Значит, только прятаться и наблюдать, – согласился Сосновский.

Лейтенант Алан Хейли был невысоким, можно даже сказать, что щуплым молодым человеком. Буторин смотрел на американца, которого им навязал полковник Тернер, и думал, а чего ждать от этого парня. По-русски говорит вполне прилично. Но это только потому, что он вырос в Нью-Йорке на Шипсхед-Бей, где живет много русских, и с детства Алан нахватался русских слов настолько, что мог общаться с русскими сверстниками. Знания русского языка пришлось укрепить, когда Хейли отправили работать на Аляску, где он по линии разведки контролировал поставки в Советский Союз по линии ленд-лиза.