Сергеев помог женщине выбраться из машины, и пока она поднималась на крыльцо, достал все её торговые принадлежности из багажника машины. Не дожидаясь вопросов, Софья Михайловна обернулась и произнесла: «Сударь, оставьте мои вещи здесь на крылечке, я их потом запру в чулане».

Михаил отворил массивную деревянную дверь, пропустил женщину вперёд, и они вошли в полутёмный коридор. Внутри пахло квашеной капустой, воском и керосином. В этом купеческом доме будто ничего не изменилось за последние сто лет. Михаил присел перед печью, некогда предназначенной для обогрева коридора и давно утратившей своё первоначальное назначение. В свете тусклой лампочки его внимание привлекла чугунного литья печная дверца. Несмотря на то, что она была многократно покрашена синей масляной краской, в центре её были отчётливо видны витиеватые буквы «Н» и «Г».

Софья Михайловна, кивая головой, промолвила:

– Да-да. Это дом купца первой гильдии Горохова. Николай Митрофанович был щедрым меценатом. Под его опекой находилась гимназия его имени, библиотека, и даже театр. Это и погубило купца. Я сейчас имею ввиду занятость благотворителя на общественных должностях. Из-за нехватки времени основное своё дело – мукомольное производство – он препоручил своему двоюродному брату, а тот, сам не нажив капиталов, обобрал Николая Митрофановича до нитки. Всё имущество Горохова пошло с молотка в уплату долгов и перешло в руки купца Михайлова. Тогда милосердие было в чести, и Михаил Никитович, то есть Михайлов, оставил Горохова доживать свой век здесь же, вон в той комнате. – на мгновение умолкнув, Софья Михайловна указала на дверь в конце коридора и продолжила: – Тем не менее, Николай Митрофанович не чувствовал себя несчастным. Принял на себя обязанности истопника и благодарил Михайлова за то, что тот продолжал финансировать почти все его благородные начинания, включая театр. Преставился Горохов здесь же в 1913 году. Присел подкинуть дров в эту печь, аккурат по возвращении с церкви, и Господь взял его к себе без мучений.

Софья Михайловна говорила об этом, так как будто была лично знакома с теми, о ком рассказывала. Михаил даже хотел спросить её об этом, но побоялся оказаться в неловком положении и поэтому промолчал. По широкой деревянной лестнице с резными облезлыми балясинами они поднялись на второй этаж, и Сергееву вдруг почудилось, что вот сейчас им навстречу выйдет сам Горохов в шёлковом жилете и хромовых сапогах «бутылками». Конечно, этого не случилось, а Софья Михайловна повела гостя ещё выше по крутой и узенькой лестнице туда, где виднелся вход в мезонин. Наощупь, недолго повозившись с замком, хозяйка распахнула дверь, и они очутились в небольшой каморке с единственным оконцем, за которым виднелся маленький балкон.

Обстановка в этой комнатке была такой, что Михаил принял бы её за музейную экспозицию мещанского быта конца девятнадцатого века, если бы не знал, что это жилище Софьи Михайловны. Только белый электрический чайник напоминал здесь о достижениях современной цивилизации. Сергеев подошел к окну и с интересом кинул взор на улицу. Хозяйка внимательно посмотрела на гостя, проследила за его взглядом и грустно улыбнулась. Софья Михайловна, заметив, как он удивленно окинул взглядом её комнатку, произнесла:

– Миша, знаете, почему пожилые люди так не хотят расставаться со своим старьём? Потому что таким способом они пытаются вернуть прошлое и продлить настоящее, а будущего у них нет. Хотя кто знает, у кого оно есть? У меня или у молодого человека, к примеру, вон у того? – хозяйка кивком головы указала на парня в красной футболке, который в это время садился в иномарку жёлтого цвета возле соседнего дома. Сергеев посмотрел вслед резко стартовавшей машине и отошёл от окна.