– Без проблем. Другие пожелания будут?

– В этом доме творилось что-то очень странное, причем задолго до вчерашней ночи. В стенах куча дыр, и я понятия не имею, кто их проделал и зачем. Если найдешь какие-нибудь зацепки – отпечатки пальцев или еще что, – будем очень благодарны. Вдобавок там полно радионянь – судя по зарядкам на прикроватном столике, по крайней мере две аудио и пять видео, а может, и больше. Зачем они нужны, неизвестно, и пока что мы нашли только три камеры: на лестничной площадке, на столе в гостиной и на кухонном полу. Я бы хотел, чтобы их все сфотографировали. И еще надо найти оставшиеся две камеры или сколько их там. То же с устройствами для просмотра – два заряжаются, два на полу в кухне, так что по меньшей мере одного не хватает.

– М-м-м, – с наслаждением протянул Ларри. – До чего же интере-е-сно. Слава богу, что на свете есть ты, Снайпер. Еще один передоз, и я бы умер со скуки.

– Вообще-то не исключено, что случившееся как-то связано с наркотиками. Ничего определенного, но мне бы очень хотелось знать, есть ли в доме наркота – и была ли раньше.

– О господи, только не это. Мы возьмем пробу со всего, что может представлять интерес, но я буду счастлив, если результаты окажутся отрицательными.

– Мне нужны их мобильники и любые финансовые документы. Кроме того, на кухне стоит компьютер, в нем тоже надо покопаться. И хорошенько осмотрите для меня чердак, ладно? Мы туда не поднимались, но странности, которые творились в доме, как-то связаны с чердаком. Сами увидите.

– Так-то лучше, – радостно сказал Ларри. – Обожаю странности. Ну, мы пойдем?

– Там, в полицейской машине, сестра пострадавшей. Мы собираемся с ней поболтать. Подождете еще минутку, пока мы ее не уведем? Не хочу, чтобы она видела, как вы входите, а то как бы рассудком не тронулась.

– Да, я нередко так действую на женщин. Не вопрос – побудем здесь, пока не дашь зеленый свет. Удачи, мальчики.

Он помахал нам на прощанье бахилами, и мы пошли к сестре.

– Он не будет так веселиться, когда побывает в доме, – хмуро сказал Ричи.

– Будет, сынок. Еще как будет.

Я не жалею никого, с кем пересекаюсь по работе. Жалость – это прекрасно, она дает почувствовать себя охренительно чудесным парнем, но тем, кого жалеешь, от нее ни холодно ни жарко. Причитая над их страданиями, ты теряешь концентрацию, слабеешь – и в одно прекрасное утро не сможешь встать с постели и пойти на работу. Пользы от этого никому не будет. Я трачу время и силы на то, чтобы найти ответы; объятия и горячий шоколад не по моей части.

Но если кого и стоит пожалеть, так это родственников жертв. Как я и говорил Ричи, девяноста девяти процентам жертв жаловаться не на что: они получили именно то, на что нарывались, – зато члены семьи примерно с той же вероятностью очутились в этом аду совершенно незаслуженно. Я не разделяю мнение о том, что во всем виновата мамочка, если малыш Джимми стал торчком и торговцем героином и по тупости решил кинуть собственного поставщика. Может, она и не помогла ему самореализоваться, но у меня тоже было небезоблачное детство, и что – я получил две пули в затылок от разъяренного наркобарона? Нет, пару лет ходил к психоаналитику, чтобы эти проблемы меня не тормозили, а тем временем жил обычной жизнью, потому что я взрослый человек и сам управляю своей жизнью. Если однажды утром мне отстрелят башку, значит, поделом, но по касательной это зацепит и мою ни в чем не повинную семью.

Беседуя с родней жертв, я особенно внимательно слежу за собой. Ничто так не сбивает с верного курса, как сострадание.