Чуть заметно передернув плечами, Махович все-таки направился к бару – достал виски, протер стаканы бархатной тряпочкой, наполнил их ровно до трети и специальной ложечкой стал накладывать кусочки льда…

– Ты что, даже в такой ситуации все должен делать по правилам? – рявкнула Изольда.

Не обращая внимания на ее реакцию, Андрей протянул ей выпивку:

– Успокойся.

– Успокойся!? Ты что, больной? – возмутилась она. – Как тут вообще можно успокоиться? Нас обокрали!!!

Махович молча тянул свой виски. Вообще-то он давно уже привык к ее нервным приступам, которые случались по любому поводу – то она поссорилась со своей подругой и чувствует себя самой одинокой на свете, то не успела купить платье из какой-нибудь новомодной коллекции, то поправилась на триста граммов, а то и без всякого повода, просто настроение никудышное. Но сегодня повод имелся более чем серьезный.

– Что теперь будет с фондом? Никто не захочет иметь с нами дела. Все клиенты разбегутся! – Изольда распалялась все больше. – Мы станем банкротами, ты понимаешь, нищими!!

– Ничего, что-нибудь придумаем, – вкрадчиво проговорил Андрей.

– Что? Да что ты можешь придумать!? – вскричала она и облила его полным презрения взглядом. – Что ты вообще можешь? Боже, что же будет? Нищие, нищие!

В один прием опустошив стакан, Изольда бухнула им о подоконник и стала заламывать руки:

– А моя новая книга? На что я теперь буду ее рекламировать, на какие шиши?

– Золенька, успокойся. – Махович подошел, обнял ее за точеные плечи и подумал с досадой, что даже в такой момент она печется только о себе.

Изольда всегда так делала. Она как будто и понятия не имела, что вокруг существуют другие люди. Иногда Андрею даже становилось за нее страшно, ведь она совершенно не считалась с желаниями окружающих, и в один прекрасный день могла серьезно за это поплатиться. Такие как она, встретив подругу с младенцем на руках, только что выписавшуюся из роддома, могут целый час без остановки рассказывать о том, как они любят детей и какая с ними приключилась забавная история в раннем детстве, но спросить, как себя чувствует молодая мама, или просто узнать, как она назвала ребенка, так и не удосужатся. Для Золи жизнь была пьесой для одного актера, а все остальные лишь статисты, приглашенные специально для того, чтобы восхищаться ею, слушать ее, смеяться над ее шутками и ей сочувствовать.

Уткнувшись Маховичу в плечо, Бажова пару раз шмыгнула носом.

– Ничего, лягушеночек, все обойдется, – утешал он.

– Да еще этот придурок Галемба, – причитала Изольда. – Надо же было именно ему взяться за это дело. А если он не станет ничего и никого искать, а свалит все на крайнего, что тогда? – Все будет хорошо, – повторял Махович, задумчиво глядя в окно и поглаживая ее роскошные черные волосы.

– Нет, не будет, – всхлипнула Изольда и вдруг, оторвав лицо от его плеча, спросила. – А что ты там увивался за этой толстой дурой? Как бишь ее… Анна, кажется. Думал, я не заметила, да? Не-ет, я подобные вещи не пропускаю.

– Что ты говоришь? Ни за кем я не увивался. И какая Анна вообще?

– Такая! – глаза красотки блеснули. – Которой ты столь любезно устроил экскурсию.

Махович нацедил себе еще виски и с безразличным видом снова уставился в окно:

– Да мы просто поговорили и все, ничего особенного.

Характерным жестом отбросив назад волосы, Изольда смерила его презрительным взглядом.

– Смотри, – пригрозила она. – Ты меня знаешь!

Он действительно ее знал. От этой женщины можно ожидать всего, тем более сейчас. К тому же он заметил, что она все чаще как-то странно дергает головой, и это уже смахивает на нервный тик.