– Брр! – поежился Пьер. – Что-то ты не на шутку разошелся, братец!

– Погоди немного, – ответил Анку, – ты сейчас у людей еще и не такое увидишь!

– Да! – пробормотал Пьер, – там мы просто так не проскочим!

Вскоре они подошли к большой реке, а за рекой пылало целое море огней. Куда ни глянь – Пьер везде видел только пламя, которое горело ровно: было полное безветрие. Ему захотелось подойти поближе и посмотреть, что это такое. Анку нашел мост через реку, но такой узенький, что Пьер его поначалу даже и не заметил.

– Иди! – сказал Анку.

– А если я упаду?

– Не упадешь. Уцепись как следует за полу моего кафтана.

– …А если я упаду!

Пьер закрыл глаза, так страшно было смотреть на темную глубокую реку, которая была под ним, и перешел на другую сторону.

Там он осмотрелся, с трудом переводя дыхание.

– Вот уж натерпелся! А что это такое вокруг?

Анку улыбнулся и взял его за локоть своей ледяной рукой:

– Свечи, которые горят вокруг нас, насколько хватает глаз, – это жизни всех людей, которые живут на земле. Некоторые из них – длинные, а некоторые – короткие. А когда я их стану задувать, люди на земле станут умирать.

Пьер в тревоге раздумывал: «… Пока не задует мою свечу».

Анку принялся ходить по морю огней.

– Фу! И одна из свечей погасла.

– Ну все, не быть мне живу! – сказал себе Пьер, поеживаясь от страха. – Вот ведь и вправду можно сказать – угас человек!

А Анку все дул и дул на свечи, и свечи без единого звука гасли, словно звезды на утреннем небе.

Иногда Анку дул на одну свечу, а гасли еще одна или две по соседству. И Пьер, хоть он и был до смерти перепуган, решился спросить, что это все означало.

– Подожди немножко! – ответил Анку и задул одну яркую и красивую свечу, у которой высоко поднимался веселый язычок пламени. Угасая, пламя жалобно всхлипнуло. Над свечой взвился дымок, и она растаяла – только кучка золы упала на землю.

– Это была счастливая девушка, – разъяснил Анку,– жила она себе на свете, а теперь умерла. А вон туда посмотри: ее отец, мать и брат один за другим умирают. А почему? Да потому, что пламя жизни каждого из них было связано ниточками любви с ее пламенем.

– О Господи! – воскликнул Пьер. – Какой же ты жестокий!

Анку обернулся.

– Смерть, – сказал он, – не может быть ни доброй, ни жестокой. Смерть – это только орудие в руках Бога.

Как хотелось Пьеру убраться восвояси, но что он мог сделать? Надо было идти вслед за зятем, ступая по золе от свечей, которые гасли сотнями, бесшумно, без малейшего вздоха. Пьер думал о том, как плачут, как причитают на земле каждый раз, когда Анку задувает пламя свечи: иногда даже ему до ужаса хотелось наброситься на зятя с кулаками.

Сколько времени они блуждали среди свечей? Пьер не знал, который был час, не чувствовал времени. Ничего вокруг него не двигалось, ничего не изменялось; нигде, кроме свечей, не было жизни; не было ни неба, ни звезд, и не день был, и не ночь; не дул ветер, было не холодно, не жарко, не прохладно. Везде стояла странная тишина, которую нарушала только смерть, задувающая свечи.

– Пойдем, – сказал, наконец, Анку, – на сегодня моя работа окончена!

Они уже вышли к другому берегу моря огней.

Проходя мимо маленькой, коротенькой свечки, Пьер вдруг почувствовал такой страх, что его руки и ноги задрожали.

Анку обернулся:

– Это, – сказал он, – твоя жизнь! Меньше чем через час ты умрешь. Идем! Мне нужно отчитаться за этот день, а тебе – за твою жизнь.

Пьер чуть было не потерял сознание. Идти он уже не мог. Тогда Анку подхватил его, словно неживого, и поспешил к какому-то дому, покрашенному в черный цвет, окна которого ясно светились в темноте.