– Да, Александр Васильевич… – Ульянов покачал головой, – умеете вы удивлять своих собеседников. Конечно, как практик и педагог со стажем, скажу вам, что трудностей будет очень много. Но зато какой размах, какое поле для дальнейшей работы! Вы ведь, как я понял, на этом не остановитесь?

– Не остановимся, Илья Николаевич, – смеясь, ответил я, – мы, югороссы, все время совершаем одно невозможное дело за другим. И пока у нас все получается. Думаю, что и в этот раз получится… Надеюсь, вы не передумали, и не откажетесь взяться за ликвидацию у нас безграмотности? Как я уже говорил, впоследствии это послужит отличным примером для руководства России и ваших тамошних коллег.

– Нет, Александр Васильевич, не откажусь, – сказал Илья Николаевич. – Я почему-то уверен, что нам удастся превратить Югороссию в страну, где все поголовно будут уметь читать и писать. А если Бог даст мне сил и здоровья, то и нашу Матушку-Россию тоже…

4 сентября (23 августа) 1877 года. Утро. Санкт-Петербург. Гатчинский дворец.

Контр-адмирал Ларионов Виктор Сергеевич.

Штабс-капитан Сергей Иванович Мосин – человек, имя которого золотыми буквами вписано в историю оружейного дела. Его трехлинейная русская магазинная винтовка образца 1891 года в свое время не только на несколько лет опередила всех возможных немецких, американских и британских конкурентов, но и стала лучшим из всех видов несамозарядных винтовок, исходя из таких показателей, как надежность конструкции, кучность огня и останавливающее действие пули.

Перед тем как пригласить этого человека, у нас состоялся длительный и обстоятельный разговор с императором Александром III, в котором так же приняли участие в качестве экспертов сопровождавшие меня в этой поездке старший лейтенант ГРУ Бесоев и старший лейтенант морской пехоты Синицын. Ну какой из меня, адмирала, эксперт по стрелковому оружию? Как моряк, я совершенно не воспринимаю всерьез калибр меньше ста миллиметров и вес конструкции менее полутора тонн. А вот два наших молодых офицера вполне могли осветить вопрос об оружии пехотинца, каждый со своей стороны. Ведь спецназ – это спецназ, а пехота, пусть даже и морская – это все-таки пехота.

Дело в том, что еще до начала войны русская армия отчаянно нуждалась в замене оружия пехоты на магазинную винтовку уменьшенного калибра, в связи с чем наступил период так называемой «ружейной чехарды», когда чуть ли не каждый год на вооружение принимался новый образец. Закончилось все это принятием на вооружение той самой винтовки Мосина, которая производилась в России с 1891 по 1944 год, когда на смену ей пришел самозарядный карабин Симонова, а потом и автомат Калашникова.

Но, кроме плюсов, у этой винтовки имелись и минусы. Точнее, не у нее, а у связанного с ней русского трехлинейного патрона образца 1891-1908 годов. Недостаток заключался в наличии закраины, осложнявшей использование этого патрона в автоматическом оружии. К примеру, датский пулемет Мадсена, прадедушка всех ручных пулеметов, с патронами всех типов имеющих кольцевую проточку работал нормально и серийно выпускался с 1903-го по 1955-год. А вот с русским патроном с закраиной работать отказался сразу и наотрез. Задержки, поломки, перекосы патрона, заклинивание механизма… В результате двести пулеметов Мадсена, закупленных на пробу для пограничной стражи, в конце концов так и остались на складе. А ведь машинка была удачная – последний модернизированный образец этого ручного пулемета состоял на вооружении бразильской жандармерии аж до 80-х годов ХХ века.