В таком виде вышла она из дома и на пути повстречала многих из числа свадебных гостей, которые ее спрашивали:
– Предиковинная птица – откуда взялася?
– Из диковинного дома сюда доплелася.
– А невеста молодая – где она девалась?
– В доме мыла, убирала, сама наряжалась.
Вон в оконце сверху смотрит в венке и в уборе.
Наконец повстречался ей на пути и жених, который еле-еле тащился обратно к своему дому. И он спросил у ней так же, как все прочие:
– Предиковинная птица – откуда взялася?
– Из диковинного дома сюда доплелася.
– А невеста где ж моя – где она девалась?
– В доме мыла, убирала, сама наряжалась.
Вон в оконце сверху смотрит в венке и в уборе.
Жених-волшебник глянул вверх и увидел принаряженный череп; он подумал, что это и есть его невеста, и стал ей кивать головою и приветливо ей кланяться.
Но едва он со своими гостями вступил в дом, туда же прибыли и братья, и родственники невесты, посланные ей на помощь. Они накрепко заперли все двери в доме, чтобы никто из него не мог выйти, и затем подпалили его, так что и сам волшебник, и вся его братия должны были в том доме сгореть – и сгорели дотла.
О заколдованном дереве
Давненько уж это было – тысячи две лет тому назад. Жил да был на свете богатый человек, и жена у него была красивая и богобоязненная, и любили они друг друга сердечно, а детей у них не было. Очень им хотелось иметь детей; и жена молилась об этом и день и ночь, а детей все же не было и не было…
Перед домом их был двор; среди того двора росло ветвистое дерево, и под тем деревом однажды зимою стояла жена и срезала ножом кожуру с яблока. Срезала, да и порезала себе ножом пальчик, так что кровь закапала на снег. «Ах! – сказала жена, и глубоко вздохнула, и, взглянув на капли крови, проговорила с грустью: – Вот если бы у меня было такое дитятко: как кровь румяное да как снег белое!»
И как только она это выговорила, у ней вдруг так полегчало на душе, как будто ее желанию суждено было действительно сбыться, и она пошла домой совсем утешенная.
Прошло с той поры около года. Жена все недомогала и, жалуясь на свое здоровье, не раз говаривала мужу: «Если я умру, похорони меня под тем деревом, что растет у нас среди двора».
В конце года она родила сына, белого как снег и румяного как кровь, и когда она его увидела, то обрадовалась так, что с радости и умерла. Муж похоронил жену по ее желанию под тем деревом, что росло среди двора, и очень ее оплакивал; немного спустя он стал уже меньше по ней плакать, а там и совсем перестал; а еще сколько-то времени спустя взял себе в дом другую жену.
От второй жены родилась дочка, а от первой жены остался хорошенький сынок, румяный как кровь и белый как снег.
Когда мачеха смотрела на свою дочку, она казалась ей милым дитятком, а как взглянет, бывало, на своего хорошенького пасынка, у ней так и кольнет в сердце – тотчас придет ей в голову, что он ей поперек дороги стал, и кабы не он, все богатство отца досталось бы ее дочери.
И стала она на своего хорошенького пасынка злиться, и стала его толкать из угла в угол: и тут щипнет, и там щипнет, так что бедное дитя жило в постоянном страхе. И когда он возвращался домой из школы, у него не было ни одной минуты покоя.
Однажды мачеха пошла в свою светелку, и ее хорошенькая дочка пришла к ней и сказала: «Матушка, дай мне яблочко». – «Изволь, дитятко», – сказала ей мать и дала ей чудесное яблоко из сундука своего; а у сундука-то крышка была тяжелая-претяжелая, и замок у ней большой, железный, с острыми зубцами. «Матушка, – сказала хорошенькая девочка, – ты и братцу тоже дашь яблочко?» Это раздосадовало ее мать, однако же она сдержалась и сказала: «И ему дам, когда он придет из школы».