Ода чуть ли не силой увела Глеба от его братьев, которые уже пристали к нему с настойчивыми расспросами. По лицу Глеба, по поведению воеводы Гремысла младшие братья догадались: случилось что-то неладное, но что?.. Ода не позволила развернуться их жадному любопытству. Ей самой не терпелось узнать хоть что-то о Ростиславе, занимавшем все её мысли.

– Мы расстались с Ростиславом почти дружески, – неторопливо рассказывал Глеб. – Я подарил Ростиславу на прощанье свой Псалтырь. Как я понял с его слов, на Руси для него не осталось места по милости его дяди Изяслава.

– А про Курск Ростислав ничего тебе не говорил? – поинтересовалась Ода. – Отец твой посадил было Ростислава на курское княжение, но он вскоре ушёл оттуда. Ушёл незнамо куда…

– Нет, не говорил, – ответил Глеб. – Ростислав упоминал про Новгород, про Владимир и Ростов… В Новгород тянет Ростислава, ведь там погребён его отец.

Ода вздохнула про себя: ведает ли Ростислав, что её сердце тянется к нему? Чувствует ли он это в далёкой Тмутаракани?

– Ещё Ростислав о сыновьях своих сокрушался и о жене, – сказал Глеб. – Он просил, чтобы я уговорил отца своего проявить заботу о них, не дать излиться на голову Ланки гневу Изяслава. Со своей стороны Ростислав готов во всём подчиняться черниговскому князю, ибо признаёт за ним владение тмутараканское.

– А мне Ростислав ничего не просил передать? – спросила Ода, стараясь говорить ровным голосом. – Ни на словах, ни письменно?

Глеб вдруг смутился и слегка покраснел. В тонких чертах его безусого лица появилось что-то мальчишеское и наивное.

– Ростислав извиняется перед тобой, матушка, за то, что он оказался столь неблагодарным к твоему гостеприимству, и… – Глеб запнулся.

– И что? – как эхо отозвалась Ода. Её большие синие очи так и впились в лицо юноши.

– Ростислав кланяется тебе, матушка, – пробормотал Глеб, опустив взор.

Ода была на редкость прозорлива, к тому же она прекрасно разбиралась в мужчинах.

– Полагаю, Ростислав шлёт мне не поклон, а нечто иное, более приятное для всякой женщины, – с мягкой улыбкой произнесла княгиня. – Не так ли, Глеб?

Юноша покраснел ещё сильнее и сделал кивок головой.

– Ростислав шлёт тебе, матушка, свой поцелуй, – выдавил он из себя, не поднимая глаз.

Сердце Оды от радости запрыгало в груди, её улыбка стала ещё очаровательнее.

– Неужели, Глеб, я настолько тебе неприятна, что у тебя не возникает желания поцеловать меня? – промолвила Ода с едва уловимым акцентом, неизменно появлявшимся в её речи при малейшем волнении.

– Мы же поцеловались с тобой, матушка, при встрече, – по-прежнему смущаясь, проговорил Глеб и взглянул на Оду.

Конечно, Оде не дашь двадцать девять лет, и Глебу всегда приятно целовать её, однако в приятности этой было нечто такое, что слишком сильно кружит ему голову. За те четыре года, что Глеб не видел Оду, его мачеха похорошела ещё больше. А может, просто он сам стал старше и смотрит теперь на Оду не как на приёмную мать, но как на красивую молодую женщину.

Оде же во взгляде Глеба почудилась готовность немедленно поцеловать её. Она поднялась с кресла. Глеб тоже встал, решив, что разговор окончен и ему пора уходить. Однако в следующий миг Глеб догадался, почему так пристально и с таким явным ожиданием глядит на него Ода.

Глеб шагнул к мачехе с решимостью обречённого и наклонился: Ода была ниже его на целую голову. Глеб хотел поцеловать Оду в щеку, но та подставила ему губы. При этом Ода нежно обвила руками шею Глеба, продлив момент поцелуя. Ода и не догадывалась, что тем самым она исполнила давнее заветное желание Глеба.