– И что с того? – снизошел Карфа. – Мало ли знатных пустозвонов смерть свою находят на лесных дорогах от рук удальцов?
– А где те удальцы? Да и знатный знатному рознь… Тот, кого я порешил, королю нашему Ганелону родней приходился. И ехал по какому-то королевскому делу в самую Горную Крепость. А о том, что супротив государевой власти идти не моги – это мне кажный день в королевских подвалах объясняли… Ох, там мастера есть, куда нашим до них… Из нутрей куски мяса вырезали, шкуру прямо на мне шили костяной иглой, как худой мешок, да то мясо свое меня же и жрать заставляли сырьем. Это первые два дня так было… – Ужас засверкал в повлажневших глазах Хабы. – Так меня к серьезным пыткам готовили…
– Нет над нами короля! – важно, но, впрочем, совсем негромко объявил Карфа. – Мы, Ночные Братья, сами себе и короли, и принцы, и бароны!
– Для вас его, может, и нет, а вы для него – есть, – не совсем понятно прохрипел Хаба.
Карфа многозначительно хмыкнул, показав, что не намерен искать смысла в только что высказанной бредятине. А бесхитростный Грис, недоуменно похлопав бесцветными ресницами, стянул с башки бахратный берет, утер им сальные губы и, подумав, туда же высморкался.
– За своих Ганелон шкуру спустит со всякого обидчика, – глухо закончил тем временем Хаба, – а за тех, кто хоть малым связан с Крепостью, которые берегут смертных от Тварей, лезущих из-за Порога, его величество голову оторвет и глиной набьет, брюхо выпотрошит и кишки на репейнике развесит… Этому в тюремных подвалах очень хорошо учат… – снова вспомнил он.
– Закройся, – бесцеременно посоветовал Карфа и надменно отвернулся от старика, который еще несколько минут тому назад был представителем славного Ночного Братства Дарбиона…
Но потом любопытство взяло верх.
– А с чего ты, старый пес, взял, что этот верзила как-то связан с Крепостями? – осведомился он. – На вид – обычный наемник. Обычный наемник и ничего больше. Только норовистый очень. Да молодой, никто еще не обламывал его как следует.
– Знаю, – сказал Хаба. – Рукоять меча зря тряпками не обматывают…
Карфа, очевидно, хотел спросить что-то еще, но тут к нему скользнул косматый служка с кувшинами вина в обеих руках.
– Серебра – не сосчитать, – тихо сообщил служка, – а золотых галеонов – не менее сотни. И это только в одном кошеле. Второй на поясе висит, слева. Там-то деньжонок побольше будет. Кошель железной паутиной оплетен и цепочкой крепится – чтоб не срезали.
– Хороший куш, – кивнул Карфа насторожившемуся Грису. – Не стыдно будет нам старину вспомнить. Сколько парней можешь поблизости собрать?
Поразмыслив, Грис растопырил пальцы на руках, что должно было означать – десять.
– Троих довольно будет, – усмехнулся Карфа, – воин он – по всему видать – сильный, но куда ему против наших молодцов… Ты – троих, и я… троих. Да и здесь парочка найдется, кто в плечах покрепче и у кого в башке хмеля поменьше… только подмигни.
Договорив, Карфа и впрямь подмигнул соседнему столику. То же самое сделал и Грис. И тотчас двое неприметных оборванцев один за другим побрели к выходу из кабака, шатаясь и горланя при этом очень натурально.
Вскоре покинул «Серебряного льва» и Хаба. Уходил он, сгорбившись сильнее обычного, а у самого порога вдруг запнулся, словно хотел оглянуться. Но не оглянулся. Грохнула, захлопнувшись за ним, тяжелая дверь, навсегда отсекая когда-то легендарного душегуба от собратьев по ремеслу.
С той ночи больше никто Хабу не видел. Вполне вероятно, что он подался прочь из города и осел в лесной глуши, промышляя охотой на животных и случайных путников, где с годами окончательно озверел. А может быть, кто-то, таивший на него злобу, подстерег Хабу, лишенного теперь защиты Братства, и свел с ним давние счеты. А может, задремал хмельной старик под кустом, да обглодали его, бесчувственного, зубаны. Или, попросту хватив с горя лишка, свалился Хаба в сточную канаву и подох сам, без чьей-либо помощи. Никто не знал, как закончил свою жизнь Хаба, потому что никто и не думал искать его.