За что нам такое? Почему вдруг какие-то твари это сделали?

Кислов, наконец, понял, что от меня больше ничего не добьется, и отпустил с миром.

Ушел, предварительно попросив расписаться в протоколе опроса, а я осталась сидеть на лавочке в приемном покое и смотреть в одну точку.

Я совсем не понимала, что делать дальше. Куда идти.

Надо же что-то делать, да?

Куда-то идти?

Но проблема была в том, что я оказалась совершенно неподготовленной к такой ситуации, и просто растерялась.

Помимо душевной боли и переживаний из-за состояния Севы, про которое я не понимала ровным счетом ничего, кроме того, что все очень опасно и еще непредсказуемо, было совершенно неясно, каким образом мне поступать дальше.

О том, чтоб возвращаться на работу, речи не шло. Я не могла себе представить, как после всего случившегося просто захожу в класс и начинаю проводить урок.

Да и вообще, как отсюда, из больницы, уйти. А вдруг будет информация про состояние Севы?

Кроме этого, надо было сообщить, наверно, о случившемся на работу Севе? Или уже им позвонили из полиции?

А еще надо домой все же. Привезти Севе одежду, может, что-то нужно в реанимацию… Лекарства, еду…

От обилия глупых, беспорядочных мыслей пухла голова, и в итоге я позвонила единственному близкому человеку в этом городе, моей знакомой Эле.

Мы не то, чтоб были очень дружны, скорее общались, как приятельницы. У меня не было особенно много свободного времени на дружбу, а Эля, веселая разведенная девушка, мама дочери-подростка, любила погулять и развлечься.

Мы познакомились, когда я искала в интернете мастера по маникюру. Ее анкета была на одном из популярных сайтов. Я позвонила, договорилась, приехала… И как-то так получилось, что мы сразу же нашли общий язык.

Эля периодически бывала у нас в гостях, знала Севу, приглашала меня погулять или посидеть в кафе.

Я, на самом деле, ни на что не надеялась, когда звонила ей, просто хотелось услышать человеческий голос, хотелось, чтоб кто-то сказал, что все будет хорошо… Мне так важно было это слышать…

Но Эля удивила.

Услышав о моей беде, она тут же собралась и приехала в больницу.

Нашла меня, выспросила подробности, кивнула и пошла выяснять ситуацию.

А через пятнадцать минут я уже разговаривала с врачом, который оперировал Севу, слушала прогноз, неутешительный, даже не из-за внутренних травм, а из-за черепно-мозговой, потому что там что-то сдавило, и что-то повредилось… Я была в таком ступоре, что толком не поняла, что именно.

– Если придет в себя, будет уже отлично, – сказал врач, – не факт, что полностью восстановится, но появится надежда…

– Ну вот и хорошо, – сказала Эля, уже когда доктор попрощался с нами и ушел.

Мы медленно шли на выход, и я бессмысленно цеплялась одной рукой за сумку, а другой – за Элю, единственный мой якорь в этом безумии. – Давай домой, а завтра приедешь сюда. Ты знаешь, что надо с собой, да? Список есть? Дали?

– Да…

– Ну вот и хорошо. На работе возьми отпуск за свой счет. Деньги есть у тебя?

– Да… Мы на отпуск…

– Ну вот и хорошо… Нет, конечно, ничего хорошего, но не пустые карманы, это важно. Давай, я тебя довезу до дома.

Эля в самом деле добросила меня до дома, проводила даже до квартиры, но проходить отказалась, ссылаясь на занятость.

Я и не стала настаивать, хотя о том, что сейчас дверь закроется, и я останусь одна, думала с содроганием.

– Я вечером наберу тебе, поняла? – Эля обняла меня на пороге, – держись. Главное, что живой…

– Да… Да…

Дверь захлопнулась, и я осталась одна…

Совсем одна в нашей квартире. И нашей разрушенной жизни.