– Для как бы религиозной истории слишком уж натуралистично.

– Честно говоря, они все такие. Мне кажется, в них специально добавляют захватывающие куски, чтобы люди читали все остальное.

– Хм. – Судя по всему, Уэйн не поверил.

– А ты, вообще, хоть раз читал религиозные тексты?

– Еще бы!

– Правда?

– Ага, очень многое из того, что я читаю, имеет отношение к религии. «Проклятие». «Преисподняя». «Раздувшийся от газов мерзавец-жополиз».

Мараси устремила на него скептический взгляд.

– Последнее из Завета Хэммонда. Честное слово. По крайней мере, там точно есть буквы, из которых можно сложить эти слова. – Очередной глоток.

Уэйн мог перепить любого из знакомых Мараси. Главным образом потому, что черпал силу из метапамяти: исцелял себя и сжигал опьянение в мгновение ока, а потом начинал заново.

– Ну так вот, – продолжил он, – ты должна поступить, как леди Рожденная Туманом. Приступай к убийствам, да. Ни шагу назад. Он должен быть твоим, и ты всем это продемонстрируешь.

– Приступать… к убийствам?

– Именно.

– Она же моя сестра.

– Можно все обставить изысканно. – Уэйн на секунду задумался. – Ну, я не знаю, дать ей право первого удара… Как-то так.

– Нет, спасибо.

– Убийство вовсе не обязано быть настоящим, Мараси. – Уэйн спрыгнул со стола. – Оно может быть фигуральным и все такое. Но ты должна сражаться! Не позволяй ему жениться на ней.

Запрокинув голову, Мараси посмотрела на качавшийся над столом набор поварешек:

– Я не Вознесшаяся Воительница, Уэйн. И что-то не очень хочется ею становиться. Зачем мне мужчина, которого придется убеждать, связывать веревками, чтобы он мне повиновался? Подобное годится для зала суда, а не для спальни.

– А вот мне кажется, что некоторые люди сочли бы…

– Осторожнее.

– …такой взгляд на мир весьма просвещенным. – Уэйн глотнул шерри.

– Я не какое-нибудь измученное, брошенное существо, – возразила Мараси и невольно улыбнулась при виде своего искаженного отражения в поварешке. – Я не сижу и не чахну, мечтая, чтобы кто-то меня осчастливил. Здесь мне ничего не светит. Из-за отсутствия истинного влечения с его стороны или упрямства – какая разница? Я живу дальше.

Она выпрямилась и посмотрела Уэйну в глаза. Тот склонил голову набок:

– Хм. Ты серьезно, да?

– Еще как серьезно.

– Жить дальше… – повторил Уэйн. – Ржавые орехи! А так можно?

– Безусловно.

– Ух! Как ты думаешь… мне надо… ну, понимаешь… Ранетт…

– Уэйн, если кто и должен был поймать намек, то как раз ты. Да. Живи дальше. Ну честное слово.

– О, я поймал намек, – сказал он, сделав большой глоток шерри. – Просто не помню, в каком пиджаке его оставил. – И, глядя на кувшин, добавил: – Уверена?

– У нее есть подружка. Подружка, Уэйн!

– Это временно, – пробормотал он. – Хоть и длится уже пятнадцать лет…

Со вздохом отложив кувшин, Уэйн опять сунулся в чулан и достал бутылку вина.

– Ох, клянусь Охранителем! – воскликнула Мараси. – Она все время была там?

– Вкус будет лучше, если сначала попробовать нечто, похожее на помои, – пояснил Уэйн и вытащил зубами пробку. В каком-то смысле это впечатляло, как пришлось признать Мараси. Он налил ей стакан, потом еще один – для себя. – За то, чтобы жить дальше?

– Конечно. За то, чтобы жить дальше. – Мараси подняла стакан и ахнула, увидев в нем отражение человека, стоявшего позади; завертелась в поисках сумочки.

Уэйн просто отсалютовал стаканом вновь прибывшему, который неспешным шагом обошел стол. Это был человек в коричневом костюме и с галстуком-бабочкой. Нет, не человек. Кандра!

– Если вы здесь для того, чтобы убедить меня, чтобы я убедил его, – первым заговорил Уэйн, – то вам следует знать: меня он слушает лишь при условии, что сам в стельку пьян. – И осушил стакан. – Видать, потому он и живет так долго.