Явление инспектора Суона не сулило, на его взгляд, ничего хорошего. И настроение госпожи тоже не на шутку настораживало секретаря: с утра мисс Ива внимательно читала свежие газеты, потом велела принести ей газеты за всю прошедшую неделю. Не удовлетворившись полученным, она послала его в журнальную лавку и распорядилась принести все журналы за те месяцы, которые она отсутствовала в Лондоне, то есть – с конца июня по сентябрь сего года. Разумеется, всё это было не к добру, и Алоиз, выполнив поручение, отправился в приёмную составлять гороскопы на ближайшую неделю.

Суон вошёл в ателье – здесь горько и остро пахло хризантемами. На столике стоял огромный букет тугих, желтовато-белых цветков, источавших аромат горечи и увядания.

– Это единственное, что примиряет меня с осенью, дорогой инспектор, – в качестве приветствия сообщила Ива, глядя на цветы и протягивая Суону руку. – Или теперь вас уже не следует называть старшим инспектором? – продолжила она лукаво.

– Прошу вас, мисс Ива, мне будет привычнее, если вы будете называть меня так. В первую очередь, я хотел бы поблагодарить вас за те чудные письма, что вы слали мне из Турции. Как я вам благодарен!

– Не стоит благодарности, инспектор, – милостиво ответила Ива и пригласила Суона присесть на козетку.

– А что мистер Флитгейл, он тоже уже вернулся? – спросил Суон.

– Возвращается со дня на день. Улаживал формальности в Стамбуле, теперь всё так сложно с правительственным фирманом[1] и разными бумагами. Но очень скоро вы услышите его рассказы о Сакчагёзю, уверяю вас. Итак, инспектор, что вы думаете об убийстве барона Фицгилберта?

– Очень странное убийство. Совершенно очевидно, что убийцей является кто-то из тех, кто сидел за столом. О, господи, вам это ничего не напоминает? Так или иначе, барон был убит во время сеанса. Доктор определил, что смерть наступила минут за сорок до его приезда, но в это время всё общество сидело за столом в тёмной комнате. Совершенно невозможно, чтобы кто-то мог вонзить ему в спину оружие, не вставая из-за стола.

– Кстати, инспектор, вы нашли оружие? – перебила его Ива.

– О, да. Это не составило труда. Собственно, оно оставалось в теле жертвы.

– Вот как? Но орудия не было видно, насколько я успела заметить?

– Да, это очень необычное оружие. Это стилет, а вернее даже – тонкое шило, и почти без рукояти, поэтому-то оно было незаметно.

– Мизерикорд… кинжал милосердия. Мгновенная смерть, не так ли?

– Да, если это может утешить баронессу Фицгилберт. И, кстати, именно поэтому убийство осталось незамеченным до конца сеанса: удар был нанесён со спины, но прямо в сердце, очень точно, хотя для подобного удара вовсе не нужна особая физическая сила. Барон сидел довольно глубоко в кресле, а потому тело плотно опиралось на спинку и создавалось впечатление, будто он просто ссутулился и откинулся в кресле.

– Пожалуй, достаточно лишь верно приставить остриё и лишь весом своего тела вонзить его в жертву… – Ива изобразила похожее движение и задумалась.

– Так вот, единственным моментом, когда убийство было возможно, был перерыв в сеансе, когда графиня Бёрлингтон покинула стол. Я хочу, чтобы вы, мисс Ива, постарались вспомнить как можно точнее – что происходило во время антракта. Кто оказывался рядом с Фицгилбертом, за его спиной, и как вёл себя сам барон.

– Хм… Я всё очень хорошо помню.

Суон достал из кармана потрёпанную записную книжку и карандаш, и стал что-то помечать, слушая Иву. Ива рассказывала так, словно вся картина событий, в малейших подробностях, стояла перед её глазами.