Ему хотелось побольнее задеть меня. Знал же, что я без его разрешения даже в сад не выхожу, но мучить меня беспочвенными подозрениями доставляло ему удовольствие.

– Это неправда, ― не выдержала я пустых обвинений. ― Я верна тебе.


― Ах, ты дрянь, ― муж наградил меня оплеухой. ― Жалкое ничтожество, которое я возвысил.


Голова дёрнулась, больно ударившись о массивную спинку кресла. Я на мгновение потеряла сознание, придя в себя уже от новой пощёчины. Лицо пылало не только от ударов, но и от унижения.

– Эдуард, помилуй, ― только и смогла я прошептать разбитыми губами.


От моей просьбы муж рассвирепел ещё больше. С горящими безумием глазами он схватил меня за руку, больно выворачивая её. Стащил меня с кресла, бросив, словно тряпку, себе под ноги. Глотая слёзы, я обняла его ноги, в немой мольбе подняв к его лицу заплаканные глаза. Он пнул меня, чтобы освободиться. А я вцепилась в его ногу, будто от этого зависела моя жизнь.

– Отпусти меня, Алисия, ― его голос был устрашающе холоден, похрустывал словно лёд под ногами.

Я отползла от него и закрыла руками голову. Я не питала иллюзий и знала, что сделала только хуже. Эдуард бил меня ногами, стараясь не попасть по лицу. Разбитые губы можно объяснить, а вот синяки на лице могут вызвать много ненужных вопросов. Великому инквизитору должно сохранять холодную голову в любой ситуации, а я стала его испытанием.

– Как ты смеешь мне перечить, безродная тварь, ― его глаза полыхали безумием, он не ведал, что творил.


Я опять довела его до приступа агрессии. Глотая слёзы боли и унижения, мне хотелось крикнуть ему: “Я не безродная. Род Алисии Вельской гораздо древнее твоего”. С какой радостью я бы посмотрела, как безумие уступит место страху.

Вельские ― это смерть. Только проклятая слава сестёр Вельских, о которой не знал мой муж, примиряло меня с существованием в этой жизни. Эдуард Лобо, барон Райвосо был родом из Корнуола и ему не было дела до родословных аристократов Лорингии.

Именно поэтому тётке удалось выдать меня за него замуж. Но если он узнает правду, то я позавидую тем мёртвым ведьмам, которых он отправлял на костёр.

Я закрыла голову руками, пытаясь уберечься от побоев, но от своей полной безнаказанности Эдуард лишь распалялся.


Слуги отводили глаза, не смея вмешиваться. Уже больше полугода я служила буфером между ними и хозяйским гневом.

Выплеснув на меня свой гнев, Эдуард, как ни в чём не бывало, поднял меня с пола, покрывая поцелуями распухшее лицо.


― Прости меня, Алисия, опять не смог сдержаться, ― его голос был полон раскаяния, а у меня шумело в голове, и взгляд никак не мог сосредоточиться в одной точке. ― Ты же знаешь, что у меня бывают вспышки гнева, зачем провоцируешь меня?


― Прости, ― еле-еле пробормотала я разбитыми губами. ― Я не хотела. Не подумала.


― Вот в этом всё и дело, ― с сожалением произнёс мой муж, уже раскаиваясь в своём поступке. ― Ты не думаешь, а страдаю я. Давай закончим обед. У тебя же сегодня день рождения. Отпразднуем на славу.


Он усадил меня за стол, а у меня всё плыло перед глазами.

– За твоё здоровье и красоту, Алисия, ― поднял бокал Эдуард, и я поспешила сделать то же самое.


Сделав пару глотков вина, он с аппетитом принялся за артишоки и пересушенную баранину с картофельным пюре. Теперь уже она не казалась ему отвратительной.

А я молилась лишь об одном, чтобы боги послали побыстрее смерть одному из нас.


Подняв руку с бокалом, я почувствовала сильную боль в боку, такую, что аж звёздочки перед глазами заплясали. Но я должна продержаться до конца ужина как ни в чём не бывало.